Я - Эль Диего

Этот пенальти, назначенный за две минуты до перерыва, вывел меня из себя. Точнее, не пенальти, а Кастрильи! Только ради болельщиков «Боки» я обошелся с ним уважительно; а так я бы просто разбил ему морду. Я встал на его пути, убрал руки за спину и спросил его, почему он так поступил. Он был нем как рыба. Я спросил его еще раз: «Все мы люди, объясни, пожалуйста, зачем ты это сделал?». И вновь мой вопрос остался без ответа. Тогда я не выдержал и закричал: «Ты что, сдох?!». И он мне ответил, ответил так, что едва не сразил наповал: после окончания матча меня выбрали для прохождения допинг контроля. «А его, почему вы не возьмете на допинг-контроль его?!» — спрашивал я всех вокруг, но они только отводили глаза. Единственное, чего я хотел в тот момент — чтобы Кастрильи никогда больше не допустили к судейству. А чемпионство от нас уже ушло, ушло в который раз; если бы мы выиграли тот матч, уже никакая сила не смогла бы нас остановить. И тогда я бы мог уйти с высоко поднятой головой, уйти так, как я того заслуживал.

Я вернулся в матче с «Росарио Сентраль», 29 июня вечером, на стадионе «Хиганте де Арройито». Мы победили, сыграли довольно неплохо, продолжали претендовать на победу в чемпионате, но я… я вновь не реализовал пенальти! В третий раз подряд! Невезение? Да, но это невезение уже начинало меня доставать. Но только меня, потому что команда все равно продолжала набирать очки, несмотря на то, что я не забивал пенальти.

Все это начало казаться мне каким-то издевательством, тем более, что во встрече с «Ривером» произошло то же самое! Тот вечер, 14 июля, оставил в моей памяти двоякое впечатление: я попал с «точки» в штангу, но «курам» мы закатили аж четыре штуки! Один гол записал на свой счет Пепе Басуальдо, и три — Кани, который выглядел просто превосходно. Я чувствовал, что мы еще уступали «Велесу», но в то же время от матча к матчу наша игра улучшалась… «Носач» Билардо наконец-то смог построить команду: Наварро Монтойя в воротах, Гамбоа — либеро, Фаббри и «Рыжий» Макалистер — стопперы, Басуальдо и Кили Гонсалес — фланговые игроки, Каррисо — в центре поля, Верон — тут и там, Каниджа и Чами, белый и черный, — в атаке. Я? Я там, где это было нужно. Меня уважали все соперники без исключения. Уважали так, что я решился предложить себя в сборную Аргентины, но Пассарелла никак на это не отреагировал и ничего мне не ответил.

После «суперкласико» с «Ривером» мы отправились в Китай, сыграть два товарищеских матча, часть вырученных средств от которых должна была пойти на оплату моего трансфера. Я никогда не представлял себе, что в этой стране меня так знают… Я не мог ни шагу сделать спокойно! Мне казалось, чтот тот вояж пошел команде на благо, однако Билардо был недоволен, так как нарушился ритм нашей подготовки.

В те дни мне поступило впечатляющее предложение, самое денежное за всю карьеру. В мои 35 лет мне предлагали 20 миллионов долларов за два года, проведенных в Японии. 20 миллионов долларов! У меня было достаточно причин для того, чтобы обдумать его, поверьте. Например, мне не нравилась политика руководства «Боки», которое для того, чтобы укрепить свои команды, выступавшие в низших дивизионах, скупало молодых футболистов по всей Аргентине. Это делал Гриффа, и я как-то заявил ему по этому поводу: «Скоро дойдет до того, что и мой отец начнет водить сюда ребят». Тем не менее, любовь к этому клубу была так велика, что все золото мира я бы не променял еще на одну победу в чемпионате и круг почета по стадиону «Ла Бомбонера». Эта победа бесценна.

Она не имела цены, но я сам ее подарил, твою мать. Вновь нас лишил праздника «Расинг». 7 августа, в тот кошмарный вечер, нас растерзал «Пьохо» Лопес, а я не забил свой пятый пенальти подряд. Мир рухнул. В раздевалке я заливался слезами, прекрасно понимая, что у меня уже нет никаких шансов исполнить мою последнюю мечту. Для нас чемпионат был закончен, и я хотел умереть. Неделю спустя, 11 августа, я вышел на поле для того, чтобы сыграть против «Эстудиантес», убежденный в том, что это будет мой последний матч в футболке «Боки». После встречи с «Расингом» Дальма и Джаннина проплакали все глаза после того матча с «Расингом», и я никогда не видел их такими расстроенными. Я взял на себя ответственность за все, что случилось с «Бокой» в том сезоне, за все хорошее и все плохое.

Правда, одиннадцать месяцев спустя я вновь надел футболку «Боки», чтобы выйти на поле. Одиннадцать месяцев! Сколько воды утекло!.. Но тогда я сам решил уйти, а не под чьим-либо давлением, и никакие власть имущие не могли повлиять на мое решение.

Если кто из них в те дни и сумел положить меня на лопатки, так это судья Эрнан Бернаскони. Он упек за решетку моего друга Гильермо Копполу, отняв у меня покой и сон. Для меня это оказалось кошмарным ударом. Единственное, что меня в то время интересовало — чтобы восторжествовала справедливость. И эту справедливость мы ищем до сих пор. Сейчас сам Гильермо говорит, что все с ним случившееся, то «дело Копполы», прервало мою карьеру, когда я был готов летать по полю.