Я - Эль Диего

Бог сказал мне: «Она предназначена для тебя, потому что второй такой как она не существует. Другая прервет твой полет на середине реки, и ты рухнешь в воду». Конечно, на самом деле это были другие слова, однако, наполненные тем же самым смыслом.

Клаудия — это настоящее сокровище; она готова отдать жизнь за мужа, за детей, за семью, даже за Гильермо. Она — сама чистота! Если кто-нибудь подойдет ко мне и обвинит ее… хотя бы в том, что она пила кофе и любезничала с каким-нибудь незнакомцем, я его убью!.. Все должны узнать ее такой, какая она есть на самом деле: прекрасная мать, чувственная жена, которая беспокоится и переживает за всех. Когда заболела мать Копполы, она была рядом с ней. Когда умерла мать Гатти, она появилась в их доме в четыре часа утра. И я не хочу ее ни с кем сравнивать, потому что она — единственная, она — моя драгоценность!

Она всегда умела сохранять мир и спокойствие в семье. Если бы в определяющие моменты моей жизни ее не оказалось бы рядом, как это может произойти с любой женщиной в мире… я не знаю, что бы со мной случилось, и чем бы все это закончилось.

Она всегда, всегда поддерживала меня, даже когда я полумертвый прилетел на Кубу. Она подставляла мне плечо, потому что обладает сильным характером и делает то, чего не смог бы сделать никто другой. Я хочу чтобы вы поняли: она не жалостливая спутница жизни, стоящая за моей спиной. Она — не просто жена чемпиона. Она — возлюбленная сеньора, которого зовут Диего Армандо Марадона, сопровождающая его в радости и горе, в славе и агонии. И она всегда рядом. Когда меня многие спрашивают: «Как же она тебя терпит, как она продолжает оставаться вместе с тобой, несмотря ни на что?», я отвечаю… Я отвечаю: потому что я никогда не поступаю подло по отношению к ней, чтобы решить свои проблемы. Я обо всем ее предупреждаю и делаю все только с ее согласия. Я выбрал ее, а она выбрала меня.

Я запомнил одну фразу, фразу, заставившую меня написать песню в ее часть там, в США, после той истории с проклятым эфедрином. Тогда к нам пришли журналисты и задали Клаудии вопрос, что она собирается делать теперь. И она, ранее никогда не дававшая интервью, ответила: «Без него я умру». В тот момент я понял, что такое вечная любовь, любовь до гроба: «Без него я умру». Понятно?

Кроме всего прочего она — мать моих детей. Настоящая мать, которая в одиночку отправилась за океан для того, чтобы произвести их на свет в Буэнос-Айресе. Она хотела, чтобы мои дочери родились в Аргентине. Вы, те, кто говорит, что знает обо мне все, знаете, что я не присутствовал ни на первых, ни на вторых родах. И не потому, что валял дурака. Я находился в Италии, играл в футбола, выполняя условия моего контракта, проводя один матч за другим. Больше матчей, чем я, тогда в Италии не сыграл ни один иностранец… Когда родилась Дальма, 2 апреля 1987 года, я тренировался, готовясь ко встрече с «Эмполи». А когда появилась на свет Джаннина, 16 мая 1989 года, я сидел в запасе во время игры с «Ромой». И рождение обеих принесло мне удачу: сперва скудетто, а потом — Кубок УЕФА. Я не чувствую себя героем потому, что увидел моих дочерей позже остальных, наоборот: сегодня, после всего пережитого, я знаю, что если и есть тот, кто сможет меня в чем-либо упрекнуть, то это только они, мои дочери.

Мне ставят в вину то, что я делаю все для своих дочерей? Это и есть те самые лицемеры… Мои дочери лучше всех знают, кто я такой, они знают все мои достоинства и недостатки.

Я очень люблю моих родителей, дона Диего и донью Тоту, моих сестер…. Но они никогда меня не упрекали и никогда ни в чем не упрекнут. Знаете почему? Потому что они любят меня таким, какой я есть. Потому что мой отец — самый справедливый человек на свете, и если бы таких как он было больше, мир стал бы намного лучше. Во всяком случае для моей матери он продолжает оставаться самым лучшим. Я помню, как однажды она была у нас дома, застав момент, когда я ругался из-за какого-то пустяка с Клаудией. Ничего существенного, обычная семейная ссора. Однако Клаудия вспылила и сказала, что отберет у меня ключи и не пустит меня за порог… Это услышала моя мама и сразу же сказала ей: «Посмотри, у меня дома есть детская комната, в которую он всегда может вернуться».

Поэтому я говорил и продолжаю говорить: я не могу быть таким чудовищем, каким меня пытаются представить. Я читаю это в глазах моих сестер, которые по-прежнему любят меня. Ане уже пятьдесят, и мы с ней все так же обнимаемся и целуемся как дети. Я разговариваю с ними и спрашиваю, как идут дела у Аны, у Кити, у Мари, у Кали… Я купил огромный дом, потому что Бог дал мне такую возможность и сказал мне: «Сюда смогут приходить все», и теперь в этот дом могут зайти все мои родственники. Мы прекрасно помним те времена, когда мы ввосьмером ютились в одной крохотной комнатушке, размерами меньше, чем кухня в моем сегодняшнем доме.