Я - эль Диего (ЛП)

Когда я вернулся, началось мое выяснение отношений с «Бокой», которое совершенно меня вымотало, извело. Вымотало так, что во время поездки в Чили, выступая на телевидении, я пережил страшный приступ, в результате которого оказался на полу. Из студии меня вывезли на кресле-каталке! И для меня это было словно предупреждение, сигнал тревоги… Это случилось 7 апреля; я собрался и 21-го подписал новый контракт с «Бокой». Мне ни хрена не было важно, что на футболке появилась белая полоса; команда находилась в плохом состоянии, болельщики – в еще более отвратительном, и я хотел протянуть им руку помощи. Я прошел кучу обследований, мой механизм функционировал хорошо, несмотря ни на что, и я был готов двигаться вперед. В июне я вновь отправился в Канаду и договорился там с Беном Джонсоном. Да, с Беном Джонсоном! Самым быстрым человеком на планете, настоящим феноменом, который очень мне помог.

9 июля 1997 года, когда я вновь сыграл за «Боку», в матче против «Ньюэллз», ставшем настоящим праздником, я весил менее 75 килограммов. Я летал! В тот вечер я забил со штрафного… Легенда продолжалась. Я сыграл в одном из последних матчей Клаусуры, [33]против «Расинга», и серьезно готовился к тому, чтобы выступить в Апертуре. Я готовился изо всех сил! И, как это было в «Наполи», я вмешался в вопрос о том, кого надо брать в «Боку», а кого нет… Там, в той комиссии, которой Макри вертел как хотел, был только один человек, способный заставить его замолчать – старичок Луис Конде, да покоится он в мире. Высокомерие Макри не позволяло ему спрашивать о том, чего он не знал… и он просто давал деньги. Для того, чтобы вы знали: близнецов Гильермо и Густаво Баррос Скелотто и Мартина Палермо купил я! Я их купил! И сегодня мне должен был полагаться процент, который я передал бы болельщикам «Боки». Потому что все те игроки, которых я заставил клуб купить, впоследствии были проданы за миллионы долларов… И они еще нагадили ему в конце 1999 года, когда не продали его в «Лацио» за 20 миллионов долларов; это был просто каприз, они не дали ему уехать, потом он получил травму и был вынужден начинать все сначала. И с близнецами произошло то же самое. Я сказал Гильермо: «Бери за руку своего брата и не оставляй его; если он не пойдет в «Боку», то и ты не ходи». Я сказал это для того, чтобы он смог заработать немного песо, потому что Густаво также мне очень нравился. А вот руководителям – нет, до тех пор, пока я их не убедил. Единственное, о чем я сожалею в той истории, что не взял себе процент; а то бы сегодня близнецы и Палермо были бы отчасти моими.

Все знают, что мое пребывание в «Боке» закончилось после того, как очередная допинг-проба дала положительный результат – как раз в первом туре Апертуры, 24 августа, против «Архентинос Хуниорс». Они поступили со мной так подло, что я до сих пор не могу с этим смириться. Они говорят, что там опять был кокаин, и мне с трудом удается удержаться от того, чтобы не обоссаться от смеха. Говорят, что там был кокаин…

И тогда я сдался, да, я сдался. У меня было такое ощущение, словно мне протягивают револьвер для того, чтобы я застрелился. Мое пристрастие к наркотикам и так было для меня слишком тяжелой ношей, а тут меня еще решили убрать с поля, да вот таким вот способом… Ради Бога! Я имел представление о том, что такое кокаин, еще бы мне его не иметь, если кокаин был моим спутником на протяжеиии пятнадцати лет?! Стал бы я принимать кокаин перед матчем? Не смешите меня… Просто они еще раз подложили мне свинью.

Я вернулся, вернулся опять. Суд разрешил мне выйти на поле, я сыграл против «Ньюэллз», забил гол с пенальти, и мы победили. Впереди было «класико» на «Монументале», и я хотел быть там, хотел быть там! Я сыграл всего 45 минут, но все-таки я сыграл! Мы выиграли в своем стиле, одержав волевую победу со счетом 2:1, и я получил от этого ни с чем не соизмеримое удовольствие. Но я никогда не мог подумать, что это будет мой последний матч.

Пять дней спустя, 30 октября 1997 года, в 37-й день моего рождения, когда все только и обсуждали слухи относительно моей допинг-пробы, относительно того, принимал я наркотики или нет, кому-то взбрело в голову сказать, что мой отец умер. От отчаяния я чуть не сошел с ума, нашел телефон, позонил домой, поговорил с Тотой…

— Мама, мамочка, что случилось с отцом, что?!

— Ничего, мальчик… Он здесь. Почему ты спрашиваешь?

Это переполнило чашу моего терпения. Вся моя история в футболе началась потому, что я об этом мечтал. В дальнейшем она продолжилась она ради моей семьи. И вот теперь я почувствовал, что пришло время перестать доставлять им страдания. И я сказал футболу «прощай». Навсегда? Я никогда бы так не сказал.

Глава 13 ВЗГЛЯД О привязанностях, о звездах

«Без него я умру» – сказала Клаудия. И это для меня и есть вечная любовь.

До сего момента я вспоминал и рассказывал только о своей футбольной карьере, только об этом!