Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь

Прознав про мои злоключения в клинике мсье Путо, пресса обезумела. Наверное, ни один эпизод моей карьеры не возбудил их так сильно. Папарацци жаждали поймать момент и сфотографировать меня без головного убора – можно подумать, под шляпой я скрывал секрет вечной жизни и бесконечного счастья, а не искалеченную лысину. Но репортерам не повезло: следующие десять или около того лет шляпу на публике я вообще не снимал. И только в конце восьмидесятых, как раз накануне клиники, мне это страшно надоело. То, что осталось от волос, я выкрасил в платиновый блонд: в таком виде меня и сфотографировали для обложки альбома Sleeping with the Past. После клиники мне сделали наращивание – вплели что-то в остатки моих волос и как-то закрепили сверху. С новой прической я выступил на концерте памяти Фредди Меркьюри, и один из журналистов заметил, что у меня на голове, похоже, лежит дохлый воробей. Язвительно, хотя, вынужден признать, близко к истине.

В конце концов я сдался и заказал шиньон в фирме, которая делает парики для голливудских фильмов. Удивительная вещь! Долгие годы народ никак не мог успокоиться из-за моих волос, то есть их отсутствия. Но, как только я начал носить шиньон, а затем парик, безумие полностью прекратилось. Правда, у париков есть свои недостатки. Несколько лет назад я спокойно спал у себя дома в Атланте, как вдруг меня разбудили голоса. Я решил, что это грабители. Натянул халат и, крадучись, двинулся на кухню. Пройдя полкоридора, я понял, что забыл парик. Тогда я поспешно вернулся в спальню: уж если и суждено погибнуть от рук бандитов, то лучше с волосами. Быстро нахлобучив парик, я вышел на кухню и увидел двух водопроводчиков: их прислали чинить подтекающий кран. Они страшно извинялись, что разбудили меня, но, несмотря на явное облегчение, я все-таки заметил, что рабочие таращат на меня глаза с нескрываемым изумлением. Вот что значит впервые лично узреть звезду, подумал я и побрел обратно в спальню. Заглянув по пути в ванную комнату, я бросил взгляд в зеркало и понял: рабочих потрясло вовсе не то, что они живьем увидели легендарного Элтона Джона. Просто легендарный Элтон Джон в спешке напялил парик наизнанку. Вид наинелепейший – ну просто Фрэнки Ховерд[146] после бурной ночи и буйных порывов ветра. Вздохнув, я стянул парик и лег спать.

Итак, новость о моей сексуальной ориентации мир принял в целом нормально. И я начал подумывать о грамотно составленном официальном заявлении. Небольшой совет тем, кто планирует подобный каминг-аут: не делайте таких заявлений накануне вступления в должность президента британского футбольного клуба, если только не хотите, чтобы субботними вечерами тысячи болельщиков распевали такие слова: «Когда рядом Элтон, не вздумай садиться – глядишь, прямо в зад тебе пенис вонзится». Наверное, я мог бы прочитать футбольным фанатам середины семидесятых лекцию о гомофобии, но должен признаться: их песнопения меня развлекали. Не оскорбляли и уж тем более не пугали – такие вещи вообще лучше принимать как данность. Они пели, я улыбался и махал им рукой.

На самом деле с футбольным клубом «Уотфорд» отношения у меня сложились куда более серьезные. В 1974 году я отвечал на вопросы журналиста, который оказался болельщиком «Уотфорда». В разговоре он упомянул, что клуб в беде и проблема не только в слабой игре. Я сам по-прежнему болел за эту команду – в свободное время приходил посмотреть, как они играют, все так же стоял на «Изгибе», на том же месте рядом с Викерейдж-роуд, там, где когда-то стояли мы с отцом. Это напоминало мне об ушедшем детстве. «Уотфорд», как и пятидесятые, безнадежно застрял в самом низу. И все равно я болел за них. Отчасти это было похоже на работу в «Блюзологии»: ты их обожаешь, но знаешь, что это путь в никуда. Спасибо тому журналисту, именно от него я узнал, что у клуба, помимо прочего, крупные финансовые проблемы. Они ничего не зарабатывали, потому что на матчи никто не ходил – кому охота смотреть на очередной проигрыш? Я позвонил в администрацию клуба и предложил провести на стадионе благотворительный концерт. Они согласились и, в свою очередь, предложили мне долю акций и должность вице-президента. На концерт я надел костюм пчелы – только он хоть как-то напоминал талисман клуба, мультяшного шершня по имени Гарри. Выступать вместе со мной я уговорил Рода Стюарта. Его ожидал веселый денек: он мог вволю поиздеваться над жалким стадионом, похожим на руины, над полем, по-прежнему навевающим мысли о собачьих бегах, и над смехотворными результатами команды, особенно в сравнении с его обожаемым «Селтиком», – и, конечно, над моей новой должностью вице-президента.

– Ты вообще хоть что-то знаешь о футболе, Шэрон, дорогуша? – веселился он. – Сомневаюсь, иначе б не болела бы за этих лохов.