Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь

Для такой песни мне требовался мощный, яркий, динамичный клип, и Рассел мне это обеспечил. Он развернул поистине широкомасштабное действо – съемки с вертолета, легионы танцоров в костюмах и с бодиартом; в Ниццу доставили мой кабриолет «Бентли», чтобы на нем я курсировал по набережной Круазетт. Планировалась постановочная хореография, и даже предполагалось, что я тоже буду танцевать – по крайней мере, об этом шла речь вначале. Я продемонстрировал хореографу Арлин Филлипс движения, отработанные на танцполах «Криско Диско» и «Студио 54». Явно шокированная, она побледнела, после чего мое участие в танцевальных сценах свели практически к нулю: единственное, что я делал, так это щелкал пальцами и шагал вдоль берега в такт музыке. Очевидно, Арлин испугалась, что своими зажигательными движениями я отодвину на второй план профессиональных танцоров. Правда, позже она сказала, что никогда в жизни не работала ни с кем, кто бы танцевал так плохо, как я. Но, очевидно, это был очень умный двойной блеф, призванный спасти ее учеников от позора.

Съемки начинались в четыре утра и продолжались весь день. С заходом солнца объявляли перерыв, я шел к себе в отель «Негреско», чтобы освежиться перед ночной сменой. Как-то раз в лобби я столкнулся с Саймоном Ле Боном, вокалистом группы «Дюран Дюран». Оказалось, они в городе, и прямо сейчас собираются немного посидеть в баре. Не хочу ли я присоединиться? Мы с ним были не слишком хорошо знакомы, но я решил, что небольшая порция спиртного меня взбодрит. Я как раз раздумывал, что бы такое заказать, и тут Саймон спросил, пробовал ли я раньше коктейль «Водка-мартини». Я не пробовал. Ну так пора попробовать, заявил он.

Все, что происходило дальше, я знаю только со слов других. Боюсь, я ничего не могу подтвердить или опровергнуть, потому что последнее, что я помню, – как сидел за столиком и думал, что «Дюран Дюран» – отличные ребята и что «Водка-мартини» пьется на редкость легко. В течение часа я опрокинул (здесь показания разнятся) шесть или восемь коктейлей, сопроводив их парой дорожек кокса. Затем я направился на съемочную площадку, потребовал включить камеры, разделся догола и начал кататься по полу. Там же находился Джон Рид, который снимался в массовке в костюме клоуна. Он пытался меня остановить, и его вмешательство меня разозлило. Причем разозлило настолько, что я вмазал ему кулаком в лицо. Некоторые свидетели утверждают, что я сломал ему нос. Услышав их слова, я понял, откуда взялась боль в руках, – и тут же пришел в ужас. Никогда во взрослой жизни я никого не бил – ни до этого инцидента, ни после. Ненавижу физическое насилие; из-за этого меня не заставишь смотреть регби. Но уж если и довелось однажды нарушить правила и ударить кого-то в лицо, то Джон Рид, пожалуй, единственный приемлемый вариант. Это же он наподдал мне тогда в ванной, так что пусть считает, что мы квиты.

Джон заметался по площадке, схватил ключи от «Бентли» и умчался в ночь. Следующая весть о нем дошла назавтра – он позвонил в офис «Рокет» и визгливо потребовал срочно связаться с «анонимными алкоголиками». Всю ночь он гнал машину до Кале, там въехал на паром до Дувра и мгновенно отключился. В Дувре к парому прибыл эвакуатор. Водитель и его сменщик, что вполне понятно, пришли в смятение: им предстояло транспортировать в Лондон кабриолет «Бентли», за рулем которого сидел человек в костюме клоуна, в полном гриме и в крови. После отбытия Джона кто-то еще попытался натянуть на меня одежду – как мне сказали, это все же удалось сделать после нескольких попыток. И Боб Хэлли потащил меня наверх. На этот раз свое неудовольствие я выразил иначе – разгромил его гостиничный номер. В качестве финального штриха бросил на пол его шляпу и несколько раз топнул по ней ногой, потом добрел до своего номера и отключился.