Иржи Гаек слушает, грустно улыбаясь. Видимо, у «товарища Коржева»
были стесненные обстоятельства, вынудившие писать о незнакомом чело-
веке непристойности. Это, конечно, не очень хорошо, но автор наверняка
страдал. Гаеку жалко бедного Коржева.
Что-то мне мешает спросить относительно той части публикации
«Коржева», где речь о якобы «нацистском прошлом» и смене фамилии Кар-
пелес на фамилию Гаек, но собеседник уловил невысказанный вопрос. «Ор-
ганы безопасности, ваши и наши, передавая для автора материалы, хорошо
знали, что фамилия Карпелес была у Бедржиха Гаека, моего однофамильца,
коммуниста с довоенным стажем. Мы знали друг друга; во времена протек-
тората Бедржих с группой антифашистов эмигрировал в Англию, а после
войны, желая вернуться в Прагу с чувством полной принадлежности к чеш-
скому народу, взял себе фамилию Гаек, у нас распространенную, как у рус-
ских Степанов или Петров» 28.
В 1950-е годы в Чехословакии по советскому образцу и при участии
московских чекистов началась борьба с «космополитизмом» и с «междуна-
родным сионизмом»; Гаека-Карпелеса арестовали. Как сложилась его судьба,
видимо, было известно органам безопасности, и они передали автору публи-
кации факт чужой жизни для компрометации чехословацкого министра.
О Цукермане я знал мало; защита Гаека была не единственным его доб-
рым делом. Подобные письма он слал в газеты, суды, прокуратуру, вступаясь
за людей, не имевших возможности постоять за себя. Он затеял с властями
игру, ставя их в тупик глубоким знанием законов, практики их применения,
легким ироничным слогом; он издевался над скудоумием властей. В ноябре
1970 года усилиями А.Сахарова, А.Твердохлебова, В.Чалидзе в Москве созда-
ли Комитет прав человека; корреспондентами комитета стали
А.Солженицын и А.Галич, экспертами – А.Есенин-Вольпин и Б.Цукерман. Я
надеялся услышать о нем что-либо в доме, где Цукерман жил (адрес указан
на его конвертах), но люди в той квартире ничего сказать не могли; по слу-
хам, в 1970-х годах прежние жильцы покинули СССР.
Тут уместно забежать вперед.
В 2007 году международная организация «Мемориал» (Москва) вместе с
Центром «Карта» (Варшава) будет готовить к изданию Словарь диссидентов
Центральной и Восточной Европы. В словаре впервые окажется справка о
Борисе Исааковиче Цукермане (14.04.1927 – 23.04.2002), математике и физи-
ке, авторе правозащитного Самиздата. Мать преподавала музыку, отец был
репрессирован в 1933 году и погиб в лагерях. Борис окончил механико-
математический факультет МГУ, занимался физикой магнитного резонанса,
работал в лаборатории математических методов в биологии. В 1968–1971
годах вошел в правозащитное движение, подписывал письма в защиту
А.Гинзбурга, Ю.Галанскова, А.Солженицына, П.Григоренко, консультировал
родственников арестованных по политическим обвинениям. Изучив совет-
ское законодательство, международные пакты о правах человека, он стал
едва ли не единственным в стране практикующим неофициальным юри-
стом. В истории диссидентского движения его относят к зачинателям жанра
«правовой беллетристики» и правового просветительства в СССР. В начале
1971-го он выехал в Израиль, был профессором физики Еврейского универ-
ситета в Иерусалиме 29.
– Можно письма Цукермана подержать в руках? – спрашивает Гаек в
Праге в 1990 году.
– Конечно, я вам их покажу, – отвечаю, – когда увидимся в Москве.
В последний раз Гаек был в Москве во главе чехословацкой делегации,
прилетавшей на полдня подписать договор о нераспространении ядерного
оружия. Это было за три месяца до ввода войск. Министра возили в черном
лимузине в сопровождении милицейских машин. В дипломатическом мире
уважали его образованность, способность переходить с одного языка на дру-
гой (он свободно говорит на девяти). Тогда, в мае 1968-го, на переговорах в
МИД СССР он почувствовал натянутость отношений, когда убеждал коллегу
А.А.Громыко 30 в напрасных тревогах; никакой чехословацкой контрреволю-
ции нет. Министр Громыко часа полтора слушал, согласно кивал головой, а
на прощанье сказал: «Благодарю вас, товарищ Гаек, за информацию, только
не забывайте – контрреволюция у вас поднимает голову!» Видимо, полтора
часа советский министр думал о своем.
В Москве Гаек появился снова во второй половине мая 1991 года. Его
пригласили на международный конгресс памяти Андрея Сахарова – «Мир,
прогресс, права человека». Он с трудом передвигался по московским улицам
на больных ногах, опираясь на трость, часто останавливался перевести ды-
хание. На Пушкинской площади мы зашли в редакцию «Известий». Надев оч-
ки, он вчитывался в напечатанные на пишущей машинке и подписанные
Б.Цукерманом письма 1968 года. «Знаете, он рисковал без свидетелей, не ис-
кал популярности, не нащупывал заранее на голове нимб героя. Это особен-
но ценно… Удивительные письма; тогда они защищали мою честь, а теперь,
сохраненные, продлевают мою жизнь».
Мы снова гуляем по Москве.