Я это все почти забыл

Как-то нам еще не удалось говорить друг с другом о дружбе, кажется, что

между друзьями не надо… Ленька, ты нас действительно обрадовал. Три долгие года

я от тебя не получил ни строчки, сам писать не хотел. Никому из близких я не хотел

усложнять жизнь. Ты писал и писал, но кажется, что почтовые работники не успе-

вали всегда находить мой адрес. Ничего.

После так долгого времени о трудностях писать не буду, есть у тебя и опыт, и

фантазия. Лучше написать, что у меня (к сожалению, только в рукописи) готовы

две книги, над третьей работаю. Между прочим, наши ориенталисты говорят, что

с перелома века, т.е. с начала нашего столетия, в мировой литературе нет лучшей

книги о Цейлоне с точки зрения гносеологии и литературной обработки конкретного

материала. Но пока говорят только нам, других слушателей не находят. И не ищут.

Пишу с долгими перерывами, много времени глотает производство фруктов и

овощей для семьи и другие необходимые работы, которыми нужно овладеть, все де-

лать собственными силами. Когда приедешь, погоржусь, сколько ремесленных спе-

циальностей я уже накопил. Ленька, милый, очень, очень хочется обнять тебя у нас

дома, садить тебя на твое кресло за нашим столом. Молчать или говорить, – все

равно. Но все-таки лучше продолжать там, где мы остановились последний раз. Ты

прав. Уже давно пора. Приезжай! Ты будешь у нас дома, как всегда.

Обнимаю тебя и твоих любимых двух девушек на Пионерском.

Твой Юра 30.

Иржи преувеличивал возможности моей фантазии и опыта, я многого

не понимал. Что значит, «много времени глотает производство фруктов и

овощей для семьи»? Что за «необходимые работы», которыми надо овла-

деть? Но все-таки все живы, более или менее здоровы, и слава Богу. Я, как

мог, уговаривал редакцию снова послать меня в командировку в Прагу, при-

думывал темы, обещал кучу интересных материалов… не получалось. Вдруг

звонок в Иркутск: «Что тебе далась Прага! Слетай-ка на неделю-другую в Бу-

дапешт. У вас в Сибири алюминий, у венгров – изделия из алюминия. По-

смотри, свяжи как-нибудь!»

И тут мне ударило в голову.

Как же я сразу не догадался! В соседних с Чехословакией странах

корпункты «Известий», везде коллеги, мои приятели, неужели не поймут? И

не помогут: по земле ли, по воздуху, по воде перейти чехословацкую границу,

хоть на пару дней попасть в Прагу? Не было дня, когда бы я не думал об этом

с ожиданием и страхом.

В начале мая 1972 года с командировкой «Известий» лечу, наконец, из

Москвы в Будапешт. Неделю мы кружим по городу с Сашей Тер-Григоряном,

моим коллегой, и каждый час в радость. Саша чертовски талантливый чело-

век, умеющий жить во все стороны. Небольшого роста, вихрастый, он отча-

янно водит машину по тесным улицам и, высунувшись в окно, неподражаемо

отчитывает на венгерском несущихся навстречу или обгоняющих нас нару-

шителей дорожного движения. Мы едем к зданию парламента и к площадям,

где бурлило восстание 1956 года, подавленное советскими танками, а ночью

мы уже на берегу Дуная, где греки, друзья Саши, жгут костры, пьют красное

вино из огромных плетеных бутылей и, втянув нас в круг, обнявшись за пле-

чи, водят хороводы у кромки воды.

Мы пропадали у Яноша Комлоша, тоже друга Саши, руководителя теат-

ра политического кабаре; можно послать на сцену записку с любым острым

вопросом и тут же получить разыгранный в скетче ответ, где будут вышуче-

ны первые лица страны.

Саша был любимцем будапештской интеллигенции.

В те дни Янош Комлош ставил в своем театре «А зори здесь тихие…»