Я это все почти забыл

тоже показать тебе, где и как я живу. Погордиться, что несмотря на мои почти 70

лет я еще успел создать из старого (146 лет!) сельского дома что-то уютное, на

уровне нашего века, но с полным респектом к традиции. Причем пришлось сделать

огромную часть работы собственными руками.

Может быть, пригодится тебе мой номер телефона. Не знаю кодовый номер

из Москвы в Прагу. После него надо набрать 0331 (наш район Индрихов Градец) и мой

домашний телефон 88172. До своего приезда обязательно позвони мне вовремя, что-

бы ожидать тебя. Не всегда бываю дома, и была бы трагедия, если бы я при воротах

нашел только весточку. Ленька, милый, больше писать не буду (сегодня!). Приезжай

скорей! Очень тебя жду… 20

Тут надо объяснить свой непростительный грех. Думая о Ганзелке и

Зикмунде, представляя, как невыносимо двадцать лет томиться без люби-

мой работы, изолированными от мира, я ломал голову, как хотя бы в письмах

чем-то отвлечь внимание от бед. Однажды в Хараре, зимбабвийской столице,

я заглянул в кинотеатр. Шел американский фильм об атомной бомбардиров-

ке какого-то города. Сеанс меня потряс, но не страшными кадрами, а реакци-

ей зимбабвийцев. Когда на экране герои в зараженной радиацией местности

корчились в муках, зал радостно хлопал в ладоши. Все смеялись! Видеть это

было свыше сил. На следующий день я рассказал об этом знакомому учите-

лю-англичанину, давно живущему среди африканцев.

– Ты ничего не понял! – сказал он. – По местным обычаям, в том числе у

здешнего народа шона, сочувствие страдающим на сцене или на экране вы-

ражают бурной радостью. Аплодисментами и смехом люди поддерживают,

отвлекают, чтобы несчастным стало легче.

Не знаю, что ударило мне в голову, но в последнем письме к Иржи, из-

бегая болезненных вопросов и тем, я с носорожьей неуклюжестью пере-

спрашивал, может, все-таки, он что-то пишет, нет ли просвета с переиздани-

ем прежних книг, и в духе народа шона весело писал ему о чепухе. Потерял

голову, забыл, что письмо пойдет в другую цивилизацию. Ответа долго не

было. Не выдержав, я позвонил в Прагу. Иржи сказал, что на последнее пись-

мо отвечать не будет. Я места себе не находил, не понимая, в чем дело.

Письмо в Москву (24 июня 1989 г.)

Ленька, дорогой, это было почти чудо, когда я тебя услышал по телефону.

Надеялся, что тебя скоро услышу снова. Напрасно. Ты вполне отмолчался. А может

быть, вследствие того, что я тебе сказал под конец нашего разговора: что я на твое

последнее письмо отвечать не буду. Очевидно, ты не понял причину этого почти же-

стокого мнения.

Слушай, друг старый и дорогой: я тебе несколько раз описывал условия, на ко-

торых живу длинными годами. И не только я. Из-за мнений и убеждений отца много

лет наказывают и детей. И после всего этого ты в письме спрашиваешь, как у нас

сказываются новые времена, спрашиваешь, над чем я работаю. Да ведь я тебе опи-

сал, что в моем возрасте заставлен твердо работать руками и спиной, чтобы со-

здать крышу над головой. Спрашиваешь, насчет переиздания старых и издания но-

вых книг! Ленька, ты скоро забыл свои собственные опыты. Если хочешь освежить

память, приезжай посмотреть консерву старых времен!

Может быть, что я появлюсь в Москве… Надеюсь, мы друг другу выскажем все

страсти и радости. . 21