Я это все почти забыл

офицеров в форме восточногерманской армии. В Москве я скажу об этом

Брежневу и Гречко, упрекая их, как они позволили, чтобы в Праге оказались

немецкие военные. Брежнев будет уверять, что это неправда, немецких во-

енных там быть не могло. Потом станет известно, что немецкие воинские ча-

сти будут остановлены на границе, в страну войдут штабные офицеры и об-

служивающий их персонал.

Наконец, стемнело. К нам подъехала черная “Волга”, в ней тоже совет-

ские офицеры. Меня посадили на заднее сиденье между ними. Впереди ря-

дом с водителем устроился майор. Машина понеслась по летному полю и

остановилась под крылом самолета. Это был военный Ил-18. Меня попроси-

ли выйти из машины и по дюралевой лестнице, довольно крутой, подняться

на борт. Тут произошла заминка. Я все время думал, как вырваться из этого

плена. Нельзя было исключить любого поворота событий, но что бы ни слу-

чилось, пусть происходит на чешской земле. И когда, ничего не объясняя,

мне предложили войти в самолет, я представил, что больше не увижу свою

родину. Мысль об этом приходила еще на краю поля, когда прогуливался у

бронетранспортера. Там были предположения, совсем не те чувства, какие

приходят, когда наступает момент действия. Я отказался подниматься в са-

молет.

Офицеры не ожидали сопротивления.

Меня стали поднимать силой, заламывали руки, боролись со мной ми-

нут десять. Я пришел в неистовство и кричал, что я пока на земле Чехослова-

кии, председатель правительства страны, а они пришли, как враги, как окку-

панты, оскорбили наш народ. “Тише, тише, не кричите, пожалуйста…” В этот

момент из самолета спустился по трапу советский генерал; судя по знакам

отличия, генерал авиации. Офицеры отпустили меня. Генерал сказал: “Никто

не собирается вывозить вас в Советский Союз как в тюрьму. Вы будете до-

ставлены на переговоры. Вы должны в них участвовать вместе с вашими

друзьями, которые уже на борту. Не надо осложнять ситуацию”.

Если это так, сказал я, пусть мои друзья выйдут из самолета, я хочу их

видеть и спросить, куда их собираются увозить, и если они меня убедят, что

я должен быть с ними, я поднимусь. “Мы не можем это сделать, – сказал ге-

нерал, – вы зря драматизируете ситуацию”. Тогда я ответил, что это они, со-

ветские военные, осложняют ситуацию: пришли на нашу землю и предлага-

ют мне оставить родину. “Вы едете на переговоры с Брежневым, Косыгиным,

Подгорным. Я генерал Советской армии и гарантирую, что ни один волос не

упадет с вашей головы”. Вокруг нас уже толпились военные. Силы оставляли

меня, сказалось, видимо, что ночь не спал и весь день не ел. Поверив генера-

лу, я сам, без чужой помощи, поднялся на борт. Когда вошел, увидел Дубчека,

Шпачека, Смрковского, Шимона… У всех были слезы на глазах. Рядом с каж-

дым, по обе стороны, сидели советские офицеры… Разговаривать между со-

бой не разрешалось. Когда я вошел, Дубчек не удержался: “И ты здесь!”

Со мной тоже сели рядом капитан и лейтенант. Весь полет прошел мол-

ча. Я оказался в хвостовой части самолета, мимо меня другие проходили в

туалет.

Через полчаса самолет совершил посадку в Легнице, на польской тер-

ритории, где советская военная база, штаб армий Варшавского договора. Нам

разрешили спуститься на летное поле. Рядом аэродромные службы. В сопро-

вождении солдат можно было прогуляться до туалета. Там я встретился с

Дубчеком, с ним двое солдат. Мы перебросились парой слов о том, что с

нашей страной происходит что-то страшное. “Я думаю, это конец”, – сказал

Дубчек. Он ощущал происходящее острее других, поскольку жил в Советском

Союзе и ему понятнее было, с чем мы имеем дело. Тем не менее я не верил, не

хотелось верить, что это конец.

Теперь нас никто не принуждал, мы сами вошли в самолет и полетели

дальше. Не помню, сколько времени были в воздухе, но когда приземлились

и вышли, оказались снова на летном поле, нас поджидали легковые машины.

Стали рассаживать по местам, снова возникла суматоха. Я не хотел быть от-

дельно от Дубчека, мы шли вместе, а военные попытались оторвать нас друг

от друга, увести в разные стороны. Это были офицеры не армии, а безопасно-

сти, все в штатском, при галстуках. На вид от тридцати до сорока лет. Они не

решались применять силу. Возможно, на них произвел впечатление крик

Дубчека: “Что вы делаете, я первый секретарь ЦК партии Чехословакии, со

мной рядом премьер-министр правительства. Что вы себе позволяете!” Че-

кистам непонятно было, как себя вести. Похоже, им в первый раз приходится

обращаться с руководителями партии и правительства другой страны. Жда-

ли делегацию, которую надо куда-то сопровождать, а из самолета сошли лю-

ди, практически арестованные. Чекисты не хотели драки. Напротив, прояв-

ляли к нам почтение и просили сесть в указанные каждому машины; они вы-

полняли приказ.

Мы смирились. В каждой машине был шофер, с ним рядом офицер, а два

других офицера устраивались на заднем сиденье по обе стороны от “гостя”.

Была ночь; по пути я спросил, куда мы едем. Ответили: недалеко. Мы про-