Когда-то моя мама сказала, что я бесчувственный, словно робот. Она была открытой натурой, близко к сердцу принимающей этот мир. Но свою чуткую и ранимую душу я давным-давно облек в сталь, сохранив тем самым от негатива, который есть в жизни каждого, и с которым каждый борется по-своему. Но, чем бороться с обидами, болями, огорчениями, расходовать на них силы и время - проще не допускать их в себя. Именно так я и живу - неприятности, посылаемые миром, разбиваются, не оставляя следа на душевной броне. Через нее проходит лишь то, что я считаю необходимым для душевного роста, обогащения и гармонии: восход Солнца, голубизна неба и зелень листвы, пение птиц и говор текущей воды, бриллиантовые россыпи звезд в бездне космоса, прикосновение ветра к щеке. Картины хаоса и разрушения: шторм, лавина, извержение вулкана имеют свою, особую красоту. Я вижу и чувствую многое из того прекрасного, что Мир показывает мне. Творчество человека - музыка, живопись, балет, кино, анимация, научные и технические достижения - также находило живейший отклик в душе, надежно укрытой под оболочкой внешней бесчувственности. И у меня есть все основания считать, что такая защита необходима каждому человеку, тонко реагирующему на происходящее вокруг.
Отсюда эта невосприимчивость к чужим бедам. Глаза оставались сухими, а лицо - спокойным, когда в новостях сообщали об очередном теракте и многочисленных жертвах. Есть ли смысл терзаться, если не в твоих силах изменить ситуацию? Нет. Отсюда эта - для многих странная - жизненная философия. Я могу наслаждаться всем, получить удовольствие от всего, в том числе - от жизни и смерти. Чувство, с которым клыки глубоко уходят в шею жертвы, горячая влага течет по губам, и ловишь последний вздох - торжество охотника над добычей. Ее жизнь ради моей жизни. Другое чувство - радость победы над врагом, что тем сильнее, когда противник признает свое поражение, и ты позволяешь ему жить.
Я снова ощутил вкус кожаного ошейника. Чанзо досталось порядочно - он нанес мне две раны, зато я доказал, что могу лишить его жизни одним движением, и ошейник - признак дружбы с человеком - не помешал бы этому.
Асва спала в моих объятиях. Не от Чанзо ли были ее прежние дети? Она шевельнула ухом, даже во сне оставаясь настороже, и мне показалась короткая черная метка. Вгляделся. На ухе внутри был шестизначный номер: "149287". Ты где-то "прописана", любимая? Любимая?..
В одном я жестоко ошибался. Ошибался всю жизнь. Я не потерял половину своей души, но какая-то ее часть стала недоступной для меня. С момента рождения она была словно в анабиозе, глубоком сне, от которого пробудилась сегодня. Этот сон души, прерванный Асвой-талисманом, в значительной степени повлиял на формирование моего характера и личности, определил мотивы поступков и жизни.
Вспомнились слова Монаха: "Тебе откроется многое, к чему ты пока глух. Ты найдешь то, что считаешь давно утерянным".
В полуденную жару саванна будто вымерла - ни звука не доносилось с равнины, объятой зноем. Двое гепардов отдыхали под деревом, и лишь сухой ветер напоминал о себе, пересчитывая листья в густой кроне.
Ближе к вечеру, отлично отдохнув, мы пошли к реке, и Асва всю дорогу играла со мной. Она то уносилась вперед и пряталась, чтобы "напасть" из засады и тронуть меня по морде, то исчезала - вот она стояла рядом, а через миг пропала, когда я смотрел в другую сторону. И очень радовалась, если я находил ее, затаившуюся в траве.
Напиться, однако, не удалось. Асва вдруг прижала уши, зашипела и бросилась бежать. Звук мотора все объяснил - Асва панически боялась таких звуков. После того вертолета они означали для нее вероятную гибель.
"Друг, беги". - уловил я мысль Асвы - она предупреждала меня, звала за собой.
И я убежал за своей половинкой.
Приехавшие ставят палатку под раскидистым деревом. С безопасной дистанции я видел, как они выносят из "лэндровера" походные вещи. Один мужчина среднего роста, одетый в джинсы и клетчатую зелено-желтую рубашку. Другой невысокий и худой - наверное, его сын, с ног до головы в камуфляже. У обоих револьверы, а в машине над приборной доской в стойке лежит винтовка. Зоологи, охотники или браконьеры - кем они будут для нас, зверей?
Решив не искушать судьбу лишний раз, я ушел с Асвой подальше от стоянки. У моей подруги был план, которого я не знал. Она вела меня по берегу, то и дело подбегая к самой его кромке и что-то высматривая на той стороне. Найдя, что искала, Асва напряженно огляделась и шагнула в реку. Она бежала по щиколотку в воде, и даже на середине реки вода не доставала ей до колена!
Милая моя, ты меня удивила! Через эту реку, где в одном ее месте гну тонули с головой, в другом месте я перешел, замочив только пятки. Отряхнув лапы, мы напились и шли бок о бок, мурлыкая друг другу в унисон, а я заметил, что подсознательно меряю расстояние между нами и людьми, желая, чтобы оно было как можно большим.
"Интересно, - подал мысленный голос Блурри, опускаясь в траву, - что на моих картах этот брод не отмечен. Я подробно изучу участок реки. Пока".