Я говорил, что лучше промолчать?

Сморгнув выступившие слезы, пылко целую Иден, провожу ладонями по ее бедрам, и она сильнее прижимается ко мне. Приподнимаю ее и, не прекращая поцелуя, кладу на кровать, а сам нависаю сверху. Целую ее торопливо и настойчиво, и она отвечает мне тем же. Мне отчаянно хочется большего. В крови бурлит адреналин. Иден сбрасывает с себя кофту и неумело пытается стянуть с меня футболку. С тихим, счастливым смехом отрываюсь от ее губ и скидываю футболку на пол. Иден робко и застенчиво рассматривает мой торс. В темноте мне мерещится, что от нее исходит мягкий свет. Меня безумно к ней тянет. Вновь наклонившись, утыкаюсь ей в шею и прокладываю дорожку из поцелуев вдоль ключицы. Одной рукой обнимаю за талию, а другой, скользнув ей под юбку, ласкаю бедра. Иден, прерывисто дыша, ерошит мои волосы. Постепенно ее движения становятся все более требовательными и страстными. Мы оба дрожим. Дотрагиваюсь до ее нежной, теплой щеки. Наверное, она волнуется, да и я тоже.

Продолжаю изучать каждый дюйм ее стройного тела. Иден извивается подо мной, возбужденно выгибаясь мне навстречу. Берусь за ее футболку, но тут она замирает и, может быть, неосознанно, защитным жестом скрещивает руки на груди. Вспоминаю, что она рассказывала мне про своих бывших подруг. Иден стесняется своего тела. Слегка отодвигаюсь от нее и с любовью смотрю в ее встревоженные глаза. Наши пальцы переплетаются. Она глубоко вздыхает и, украдкой взглянув на собственный живот, смущенно улыбается. А потом сама снимает футболку и вновь привлекает меня к себе.

Мы лихорадочно высвобождаем друг друга из одежды. Иден расстегивает мой ремень, а я – ее бюстгальтер. И вот уже наше нижнее белье оказывается на полу. Ее ладони у меня на груди, я глажу ее шелковистые волосы. Мы оба тяжело дышим, наши сердца бьются в унисон.

Иден даже не догадывается, как она мне дорога. Я открылся ей и полностью доверяю, хотя чрезвычайно трудно схожусь с людьми. Она значит для меня больше, чем все остальные, вместе взятые.

Наши бедра ритмично двигаются. В порыве страсти она впивается ногтями мне в спину. Я не могу сдержать стоны наслаждения. Как же мне хорошо! Иден – само совершенство. Я благословляю сегодняшнюю ночь, и это чувство даже пугает.

Только что я раскрыл Иден все секреты, а теперь у нас появился еще один – общий.

55

Пятью годами ранее

Как же не вовремя меня отстранили от уроков! Всю неделю родителям приходится по очереди работать из дома, чтобы присматривать за мной. Но все же чаще со мной сидит отец. С утра до вечера он торчит за кухонным столом, ерошит волосы и рвет какие-то бумаги. Как я понял из его разговоров с мамой, у отца крупные неприятности. Компания терпит убытки. Сотрудники увольняются один за другим. В результате отец вынужден был отказаться от выполнения какого-то очень важного проекта.

Из-за этого он крайне взвинчен и раздражителен. Сейчас ничего не стоит вывести его из себя, а я постоянно рядом, каждый день, каждую секунду. В его глазах я – настоящий хулиган, который затевает драки, сбегает из дома и совсем отбивается от рук. Неудивительно, что отец вымещает на мне свою ярость.

Дни напролет я провожу в своей комнате и с ужасом жду, что в любую минуту ко мне вломится отец. Изо всех сил пытаюсь заглушить сковывающий меня страх и сосредоточиться на учебе. Теперь я почти все время выпадаю из реальности. Порой забываю даже моргать и дышать.

В эту пятницу – последний день моего заточения – со мной опять остался отец. Мама уехала на работу, а братья – в школу. Утро прошло достаточно мирно. В доме царила тишина, только снизу доносились приглушенные звуки шагов: отец расхаживал по кухне. Я делал уроки и, как всегда, с нетерпением ждал возвращения братьев: с ними и спокойнее, и безопаснее. Совсем скоро должен был подъехать школьный автобус. Я ненадолго отошел в ванную и теперь меняю старые пластыри на новые.

В последнее время отец старается не бить меня по лицу, и старые синяки на нем постепенно бледнеют, только фингал под глазом пока не прошел. А вот под одеждой у меня все усеяно шишками и кровоподтеками. Я выгляжу как боец в борьбе без правил. Отец вконец озверел. Раньше он мутузил меня в течение нескольких минут, а теперь гораздо дольше. Раньше брызнувшая кровь его отрезвляла, а теперь только распаляет.

Внезапно в тесную ванную врывается отец, и я испуганно подскакиваю. Он не закрывает за собой дверь. Это хорошо.

Заметив пачку пластырей в моих руках, он пытливо смотрит на меня.

– Что ты здесь делаешь?

Отец одет по-домашнему. Поскольку ему не надо ехать в офис, он сменил пиджак и галстук на джинсы и фланелевую рубашку, которые носит в отпуске и на выходных. Это сбивает меня с толку: обычно отец так выглядит, когда добрый. Но сейчас он все время злой.

Сижу на холодном кафеле, оцепенев от нависшей угрозы. У меня стучит в висках, сердце отчаянно колотится.

– Тайлер, я задал тебе вопрос, – недовольно торопит меня отец. – Зачем тебе пластыри? У тебя и так ничего не болит.

Возвышаясь надо мной, он сурово сжимает губы.

– Мне нужно… – начинаю я и, не найдя нужных слов, умолкаю.