Я говорил, что лучше промолчать?

В маленьком кабинете тишина. Я сижу, сложив руки на коленях. В запястье пульсирует боль. Отец нервно потирает ладони и постукивает ногой по полу. Еще утро, и вообще-то я сейчас должен быть в школе, а он – на работе.

– Кости срастутся, правда? – затаив дыхание, спрашивает отец.

– К счастью, перелом несложный, – отрывая взгляд от экрана, успокаивает его врач. – Пару дней придется поносить шину, пока опухоль не спадет, а в понедельник я наложу Тайлеру гипс недели на три. Однако полностью запястье заживет только через пару месяцев. Конечно, если ты снова его не сломаешь, Тайлер. – Доктор Колман с улыбкой подмигивает мне, но его взгляд остается серьезным.

Отец опускает голову. Похоже, сегодня он чувствует свою вину острее, чем обычно. Наверное, не может отгородиться от того, что сделал: мое распухшее запястье и пластырь на лбу постоянно напоминают ему о боли, которую он мне причинил.

Продолжая печатать, врач кидает на него взгляд.

– Питер…

Отец, судорожно сглотнув, заставляет себя посмотреть на доктора.

– …как дела у старины Пита? – продолжает доктор Колман. – В последнее время мы с ним редко видимся.

Отец вздыхает с облегчением. Он явно рад смене темы.

– У него все в порядке. Целыми днями возится со своим «Шевроле».

– Напомни ему, что мы давно собирались сходить куда-нибудь, выпить по стаканчику. Кстати, надеюсь, он за мной заедет на этом самом «Шевроле», – со смехом добавляет доктор Колман.

Отец тоже облегченно смеется.

Пока врач накладывает мне шину, они дружески болтают и обмениваются шутками, и я внезапно ощущаю себя ужасно одиноким. Доктора Колмана, похоже, не волнует, почему я так часто ломаю руки.

Мы молча идем к автомобилю. Я плетусь за отцом, пиная ботинком землю и рассматривая черную шину, которую придется носить до понедельника. Мне только месяц назад сняли гипс, а теперь опять его наденут, но я даже не огорчен. Просто… ладно, неважно. Наверное, я уже смирился со своей участью. Как только этот перелом заживет, будет новый.

Мне страшно ехать домой. Так и тянет вернуться к доктору Колману и во всем признаться. Объяснить, что я ломаю запястье не потому, что такой неуклюжий, а потому что отец – жестокий, безжалостный человек… Конечно, я так не поступлю. Никому ничего не расскажу. Никогда. Я знаю, что отец ведет себя неправильно, но не хочу разрушать семью и ломать ему жизнь. Он все-таки мой папа!

Поэтому безропотно забираюсь в машину и одной рукой неловко застегиваю ремень безопасности. Уставившись перед собой, жду, пока отец заведет мотор и отвезет меня домой. Он продолжает сидеть неподвижно. Неужели снова злится? Вдруг он не сдержится и набросится на меня прямо здесь, на больничной стоянке? Набравшись храбрости, робко поднимаю на него взгляд.

Отец замер, вцепившись в руль и, прерывисто дыша, смотрит в одну точку. Его губы дрожат. Проходит целая минута, прежде чем он медленно поворачивается ко мне. В его глазах застыло чужое, незнакомое выражение – смесь горького сожаления, глубокого сострадания, гнетущей вины и неподдельного раскаяния. При виде моего заклеенного лба и распухшего запястья слезы начинают струиться у него по щекам.

– Я больше никогда… никогда… – задыхаясь, шепчет он надломленным голосом и прижимает ладонь к искривленному рту. – Тайлер, я больше никогда не сделаю тебе больно. Клянусь.

Сжавшись, отец закрывает лицо руками. Его трясет, из груди вырываются рыдания, и я с трудом разбираю, что он говорит.

– Прости меня. Мне очень жаль. Очень, – захлебывается отец.

За все свои двенадцать лет я ни разу не видел, чтобы он плакал. Однажды он даже сказал, что плачут только слабаки. Значит ли это, что сейчас отец слаб? Что у него больше не хватит сил причинить мне боль? Он часто просит прощения, но не так горячо и искренне.

Поэтому я ему верю.

34

Наши дни

Сегодня неудачный день. Время перевалило за полдень, а я все еще в постели. Уставившись в потолок, прокручиваю в голове одни и те же мысли.

Вчера, вернувшись от Тиффани, я прошел прямиком к себе в комнату и улегся в кровать. До сих пор благодарен маме и Дейву за то, что они не стали донимать меня вопросами, чем я занимался в выходные и где провел ночь. Они уже в курсе: если я не ночую дома, значит, я у своей девушки. Которая меня шантажирует…

Зря я ей пообещал, что не буду иметь никаких дел с Декланом Портвудом. Сглупил. Теперь Тиффани может использовать против меня информацию о том, что я замешан в торговле наркотиками. Если я снова осмелюсь заикнуться о расставании, Тиффани сотрет меня в порошок. И удивляться тут нечему. Она уже выкидывала такие фортели. Это ее излюбленный способ добиваться своего и держать меня на коротком поводке.

Застонав, выбираюсь из постели. Больше не могу в ней оставаться: слишком жарко. Начинаю кружить по комнате. Ерошу волосы и пытаюсь привести мысли в порядок. Моя жизнь стремительно пошла под откос. Она и раньше была не слишком радужной, но теперь все намного хуже. Я работаю на Деклана Портвуда. Моя девушка меня шантажирует.