Я - Грач шесть

- Третье звено! Куда вы попёрли?! Второе – короче шаг! Замри! – Андрей прошёлся вдоль изломанной линии нашего построения. – Это что, «лава» что ли? Это бык поссал! Первое звено – вы что как голый в баню торопитесь! Второе – куда вас черти понесли? Посмотрите, как вы оторвались. Вы же мимо колонны пройдёте! Третье – если так будете атаковать – на разрывах первого вас «смахнёт». Кругом - на исходные позиции шагом… Отставить! Бегом – МАРШ! Теперь заново! Построились тремя последовательными клиньями в колону! Начали! Первое пошло! Третье – не отставайте!

Вот таким марлезонским балетом мы развлекались до начала реального дела.

Стрелой взметнулась к облакам

Зелёная ракета.

А значит нам, штурмовикам,

Опять работать где-то.

В конце апреля поле просохло и стало можно «работать по самому прямому назначению». Правда, теперь оно раскисало по утрам, но это уже были терпимые трудности. После ужина Храмов собрал Штаб и коэсков. По возвращению Андрей упорно отмалчивался, но на нём как на неоновой рекламе можно было читать: «завтра в бой!»

Ну, что, с Богом! Утро дало чистое небо с мелкой кучёвкой и слабым юго-западным ветерком.

На постановку задачи Ковалёв убежал прямо из столовой, толком не закончив завтрак. Я шумнул на своих ведомых и мы продолжили «приём пищи». «Лопни, но держи фасон!» - хорошо это спеть с одесским акцентом, но трудно сделать: нервишки-то играют. Вкуснющие макароны с сыром я в себя буквально заталкивал – аппетит отсутствовал напрочь. Смотрю и нашим парням тоже вдруг всё стало невкусным.

- Эй, Грачи! Команду «жрать!» никто не отменял. Наращивайте мышечную массу для повышения эффективности силового воздействия на органы управления самолётом. Кто не доест – тому за шиворот (любимая присказка моей бабушки).

Вот что значит дисциплина – давятся, но едят. Как и я сам.

Комэск возвращался не спеша. Фу-у – у нас отсрочка. Первыми «пойдут в дело» парни Белоголовцева. Но и нам прохлаждаться не стоит. «Чёрные души» уже начали крепить на машину реальную «начинку»: по четыре сотки в люки и по четыре РС-82 под каждое крыло. Толик уже возится на крыле с ШВАКой. Муса стал серьёзным и перестал хохмить. Осмотр. Замечаний нет, какие тут ещё замечания… Парни и так «вылизали» «шестёрочку». Где там была моя самописка? Ставим Мишке свою закорючку в журнале приёмки машины.

Интересно как этот ритуал будем соблюдать, когда начнётся нормальная работа – боевой конвейер? По секрету от милых дам сообщаю ещё одну пикантную подробность. В ритуал входит пописать за хвостом машины. Не очень далеко - не дальше метра. Так это степенно, по–мужски, с чувством… А что делать если не хочется? Вот я как-то раз не захотел и решил отвильнуть, а Толик и Мишка просмотрели. И что вы думаете? Весь вылет наперекосяк. Заело перезарядку правой ШВАКи, движок перепрыгнул на обороты за 2200 начал завывать как голодный волчара на луну, бедную «шестёрочку» начало трясти как в лихорадке, при посадке так повело влево, что чуть законцовкой полосу не пропахал… Мы же потом всю машину облазили. Всему найдены были вполне приемлемые и логичные причины – тросик привода пушки разлохматился и соскочил со шкива. Грязь со взлётки налипла на шассик и не дала колесу полностью уйти в гондолу, а при посадке законтрила вышедшее колесо насмерть. В механизме переключения шага винта лопнуло какое-то зубчатое колёсико похожее на часовое. То есть всё объяснимо, кроме одного – какого лешего всё это сразу произошло в день, когда я не выполнил ритуал прощания с накопленным потенциалом.. После этого памятного полёта я стал идти на любые жертвы – пить по две-три порции чая и ещё стакан воды сверху, но ритуал соблюдал без напоминаний.

Ещё из наших обычаев было условие, что кто-нибудь из «чёрных духов» обязательно должен своей промасленной (или не очень) ладошкой должен хлопнуть машину по законцовке на старте. Ещё у меня была примета – если не пожать руки технарям, то обязательно коснуться каждого из них, а они должны коснуться меня. У Андрея перед вылетом экипаж вообще вставал в кружок, сдвигали вместе головы, клали друг дружке руки на плечи и так стояли секунд десять в молчании.

Ну а теперь вообще – религиозная пропаганда. Вот организм поместился в кабину и попа поёрзав заняла место на парашюте. Ремни поясной, плечевые… «Молитва» по кабине и по приборам. А теперь настоящая…

«Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный помилуй мя». Или «Отче наш, И же еси на небесех, да святится имя Твое, да пребудет Царствие Твое…» А иногда я молился своими словами. Наш священник (в моей реальности) говорил, что не важны слова с какими ты обращаешься к Господу, важно, что ты чувствуешь в душе. Я просил помощи и защиты. И что если мне в этот раз не суждено вернуться, то чтобы это было не по дури или случайности, а по моему чёткому и осознанному выбору и чтобы в момент гибели я был карающей десницей Его.