Я и мiр

Когда приехали тесть и теща посмотреть, как мы устроились, то они познакомили нас с родственниками, которые жили в Ленинграде. Взаимная симпатия у нас образовалась с семьей Орловых. Бывший разведчик, красавец Костя, и милая санитарка Вера, такими и остались до конца дней. Все эти годы мы приглашались к ним на юбилеи и праздники, а Вера Петровна заезжала к нам. Костя ездить не любил. Очень хорошие, приятные люди, хороша и память о них. Другими друзьями семьи почти сразу стала семья Варягиных, сослуживца по Воронежу, коренные ленинградцы. После увольнения они получили квартиру, и мы к ним тоже приглашались на юбилеи. После ухода из жизни Владимира Александровича чаще уже к нам стала ездить Елизавета Петровна. С началом службы в Академии меня, красавца-летчика, переодели в «черные связисты». Срок присвоения звания майора подходил в октябре, и я развил бурную общественную деятельность, выступал на всех собраниях, стал членом партийного бюро факультета, но все напрасно. Было сказано, как пройдешь сессию, так и получишь. Это случилось в апреле. Тогда же весной снимали фильм к юбилею академии, и операторы пришли к нам на полевые занятия по антеннам. Преподаватель говорит: «Ну что, учиться или сниматься?» Конечно сниматься. Меня снимали чаще других: майор и с усами. В конечном варианте я занял в показе почти столько же времени, сколько заместитель начальника с докладом о юбилее. Меня находит дежурный и приглашает к генералу. Захожу, сидят два генерала, который посылал и который принял, и спрашивают, как проходит учеба в академии. Ответ был один и правильный. В академии на синус-косинусные знания младшего научного сотрудника, профессионально накладываются познания военного дела настоящим образом. Расстались довольные друг другом.

В семьдесят девятом году политбюро партии попало под влияние мифического убеждения о том, что применением вооруженной силы можно заставить человека, страну, мир жить так, как я хочу. И под предлогом помощи народу Афганистана. В интересах защиты социалистических преобразований в эту страну был введен ограниченный контингент войск (целая армия, около пятидесяти тысяч человек). Этот шаг привел к потере репутации и достоинства страны, и показал всему миру агрессивную сущность строя, способного применить вооруженную силу против кого-угодно. Что касается репутации и достоинства, то такие понятия из жизни советского народа исчезли, людей заставляли жить по моральному кодексу строителя коммунизма, а там этих понятий не было. К сожалению, и в нынешнее время о них основательно забыли. Мы под влиянием пропаганды СМИ восприняли, как и положено, «одобрим». С началом либерализации общества стала понятна сущность этой войны Народ победить нельзя, отношения изменяются только с изменением сознания общества.

В Росси, с началом интервенции, резко возросло взяточничество в военкоматах. Люди несли большие деньги «чтобы мальчик не попал на войну». Кроме того, появилась прослойка общества из воинов, прошедших Афганистан, для которых жизнь ничего не стоит. Они и стали тем боевым ресурсом, который использовался в девяностые годы при переделе собственности и власти.

Пришло время отпуска, место проведения определилось однозначно – Воронеж. Собрали по тем временам хорошие гостинцы: два батона докторской колбасы, два килограмма сливочного вологодского масла, три курицы, шесть килограмм свинины. Жили мы у моей мамы, что-то оставили на питание, а остальное разносили по гостям в качестве хорошего подарка. Все были рады. В походах по знакомым и проходило время. Иногда ходили с Верой по грибы, она очень любила их собирать, так же, как и Жанна.

Ездили с пересадкой через Москву. Получалось две ночи. В Москве итальянка подарила Люде дефицит – жвачку. Эта пионерка выбросила ее в урну – от капиталистов никаких подачек.

Учеба началась со стажировки в войска, сначала на границе с Финляндией, а потом в поле, жили в палатках. На ужин наши преподаватели послали людей за водкой, предложили и нам. Еле уговорил одного. В темноте посередине нашего лагеря мы выпили и пошли на ужин. Мне досталось грамм триста и с преподавателями по градусу был на равных, как говорили наши непьющие мальчики. Как бы то не было, но меня выделили из остальных, и учитывая мою неплохую учебу в марте месяце мне поступило предложение остаться в адъюнктуре на три года. Семья восприняла известие с радостью, нам понравилось здесь жить. При распределении генерал проверял мою стойкость, предлагая различные должности, желал, что я заговорю про адъюнктуру, ну уж нет, пусть сам скажет. И после договорённости о должности в Москве он сказал, что есть вариант остаться в адъюнктуре и на этом все закончилось, меня больше не вызывали, вроде как по умолчанию.