Я и мой капитан

Погода в разреженной атмосфере Лейтен-1 стояла прекрасная – солнечная и почти безветренная. Небо было ясным, метеоритных дождей, кажется, не предвиделось. Поэтому сверкающий купол обсерватории на станции был открыт, поблескивая огромным чистым зеркалом телескопа.

Ира вот уже две минуты нетерпеливо переминалась у выхода из грузового отсека, теребя ошейник номер два, который я ей всучил-таки. Симбионту явно было не по себе в тревожном ожидании. Впрочем, как и мне, я тоже хотел, чтобы эта неопределенность поскорее разрешилась. Любым способом, только бы поскорее.

Я не смог придумать ничего толкового, чтобы успокоить Иру, поэтому сейчас просто выливал на нее всю возможную информацию, которая только могла прийти мне на ум и, вероятно, пригодилась бы самке.

– …Коренной обитатель Канопуса, так на земных звездных картах обозначена его система… – вещал я.

– Макс! Ты можешь перестать тарахтеть? Без тебя тошно. Думаешь, все это важно? – Ира раздраженно продефилировала вдоль шлюза.

– Думаю, да. Профессор Рифегс сказал, что встретит тебя у трапа…

– И что?

– Ну, думал, тебя следует подготовить к тому, что ты увидишь.

– Ой, подумаешь! – махнул хоботом симбионт. – Я уже столько инопланетян видела, меня ничем не удивишь! Так что отстань.

– Не говори потом, что не предупреждал, – буркнул я и заткнулся.

Не хотелось подливать масла в огонь, иначе в самый неподходящий момент симбионт может перестать контролировать ситуацию. А молчание, как давно заметил Глюк, действительно прекрасный способ этих проблем избежать. Я в очередной раз опробовал этот прием буквально пять минут назад, и он показал себя с лучшей стороны. Ира тогда с присущим ей упорством начала как обычно искать обходные пути, чтобы заполучить-таки бластер: «А дай посмотреть, я не буду трогать, честно, только посмотрю», – и прочее в таком же духе. Но, наученный горьким опытом, я прекрасно понимал, что бластер сейчас ей был на самом деле не нужен – она просто хотела узнать, где он лежит, на будущее, «на всякий», как она говорила. Ну уж нет. Я так рисковать не намерен, натворит потом бед, обязательно натворит. Поэтому я тупо отмалчивался, а мой процессор посмеивался над моей неспособностью соврать самке.

Думаю, я все-таки успел донести достаточно информации до мозговых клеток Иры. По крайней мере, надеялся, что она усвоила главное: если что-то пойдет не так – бежать обратно на борт.

Внешний шлюз с шипением открылся, и я выпустил трап. Симбионт, выпучив глазки, разглядывал матово-холодные металлические стены дока. Потом начал медленно сходить вниз по «горке».

– Что-то тут как-то не очень… – заключила Ира, ступая на серую поверхность пола. – Мрачненько так…

Я хотел ответить, но самка машинально сунула браслет в свой ранец на поясе, да еще и случайно заслонила пальцем динамик, поэтому вряд ли бы меня услышала.

– И где этот профессор? – Ее зрачки бегали от стены к открытому входу в док и обратно. – Еще и мусора полно! Вот что значит мужики – разведут безобразие кругом!

Она подошла к холмику из песка и мелких камешков и поворошила его ногой:

– Смотри, сколько пыли, Макс! И где этот профессор-то?

– Я здесь. – Мусор вдруг распался на отдельные частицы, которые разом взметнулись в воздух и заключили симбионта во вращающийся вихрь. – Здравствуйте, очень рад – профессор Рифегс.

Ира сперва обомлела, потом, видимо, решила, что настал тот самый момент бежать, но бушующий вокруг нее смерч из сотен тысяч частиц явно не позволял ей этого сделать. Самка ойкнула, согнув колени, и прикрыла глаза хоботом. Из облака пыли вынырнул гладкий, идеальной формы шар размером с кулак и завис над макушкой симбионта.

– Какую форму предпочитаете? – прошелестел шар.

Ира открыла глаза и уставилась на него.

– Во… военную… – растерянно ляпнула она.

– Нет, – сказал я по-русски (хорошо хоть она браслет отпустила). – Он спрашивает, во что ему превратиться, чтобы тебе было комфортнее с ним беседовать.

– А-а-а… ну не знаю, во что-то более… целое…

– На универсальном говори, – посоветовал я.

Не дожидаясь, пока симбионт вспомнит, что его мозг, оказывается, знает универсальный, Рифегс собрал свои части в довольно плотное подобие тела фулонгийца, похожего на Иру, только цвета серого песка. И даже слепил правдоподобный хобот, продудев в него:

– Так нормально?

– Да-да… – неуверенно сказала самка, глядя на свою копию напротив.

– Вот и хорошо, – ответил профессор. – Не окажете ли честь отобедать со мной?

Ира по привычке хотела кивнуть, но чуть не завалилась вперед. Рифегс не стал дожидаться, пока она вспомнит, что у нее теперь нет головы, мягко взял самку за хобот и повел за собой.

Они шли по коридорам станции, напичканным лампочками и экранами. Ира глядела во все глаза по сторонам, а профессор вещал без умолку, показывая то в одну дверь, то в другую: «А тут у нас лаборатория, а вот вычислительный центр, а здесь спектрометры, а это…»

– Соберись! – шепнул я симбионту снова по-русски. – Вспомни все, что мы отрепетировали!

Но Ира никак не могла справиться с волнением, частенько пялясь на спину Рифегса – нескончаемо перекатывающийся волнами рой песчинок.