Я и рыжий сепар

На передовой в Иловайске его движения поначалу казались угловатыми, давали знать о себе предыдущие контузии плюс не восстановившаяся до конца ключица. Бронежилет, который раньше воспринимался как часть торса, сковывал плечи. Мозг помнил выработанную в боях манеру передвижения, тело не могло ее повторить в полной мере. Конечно, Моторолу это бесило. Перебежка от места высадки из «Урала», доставившего нас на передок, до первой огневой точки далась нелегко. Ребята из отряда Гиви – местного иловайского полевого командира – уже подготовили почву для грядущей перестрелки. В интенсивном темпе выпустили по депо пару десятков мин 82-го калибра. Украинские военные проснулись и начали работать на подавление. Развернуть минометы они еще не успели, поэтому прочесывали нашу сторону из стрелкового оружия: трещали полдюжины автоматов и ПК.

– В шахматном порядке, пять-шесть метров друг от друга, – скомандовал Моторола, выпрыгнув из грузовика.

До укрытия – плотного бетонного ограждения у самых рельсов – мы добежали одним истеричным рывком, пули вспискивали над головами, но с приличным запасом для нас, где-то на метр-полтора выше. Это означало, что противник не просматривает напрямую спринтерский участок, ведет огонь из укрытия наугад.

– Значит, и снайперов еще не успели выставить на верхние точки, – выдыхая, резюмирует Мотор, после того как мы достигли цели. – Но вот ПК у них точно не один… Не хотят просто раскрывать пулеметные гнезда, грамотно… Но ничего, мы сейчас туда задуем из всего, что есть.

Ребята на позициях подготовились к приезду командира. У стены была аккуратно сложена горка из «мух» – одноразовых гранатометов, припасена пара «шмелей» – более мощных зарядов, «морковок» для старого доброго РПГ тоже хватало. Метрах в пятидесяти от нас двое бойцов залегли у «сапога» или «шайтан-трубы», как называли это разрушительное устройство мотороловцы.

– С чего начнем, командир? – спросил готовый подавать снаряды ополченец неопределенного возраста. Под конец смены на линии фронта все бойцы становились на одно лицо. Те, кто постарше, как будто сбрасывали с десяток лет, те, кто помоложе, – наоборот состаривались на глазах. После перманентной перестрелки длиной в сутки всем им исполнялось как будто по сорок, в глазах и морщинках светилась одухотворенная зрелость, приправленная безумной искрой адреналина.

– Пусть ребята сначала «шайтан-трубу» разогреют. Надо сбить нацикам азарт, а то они остервенело палят по сторонам без оглядки. Сейчас пару выстрелов из СПГ и обратно в подвалы попрячутся, потом мы берем паузу – они расслабляются и начинают снова вылезать на поверхность от любопытства… Тут мы и включимся с новой силой. Введем противника в заблуждение… – разъяснил Мотор, и ополченец дал отмашку ребятам, залегшим у «сапога». Одного из них звали Шустрый, парнишка недавно еще был то ли поваром, то ли санитаром или посыльным, долго просился в подразделение к Мотороле, его скрепя сердце взяли, и вот теперь он хотел доказать всячески, что полезен и решителен в бою, потому показательно засуетился вокруг станкового гранатомета.

Подготовка орудия к выстрелу напоминала закладку дров в печку. Шустрый брал полено-снаряд, открывал створку буржуйки-трубы, решительным движением забрасывал чурку в условное пекло и захлопывал дверцу. Затем садился на одно колено рядом с установленной на треноге «шайтан-трубой», коротко прицеливался и «задувал» – на ополченском сленге это означало выстрелить по противнику из чего-то гранатометного. Грохот от этого акта был запредельный, несмотря на то что мы прятались за стеной поодаль. В одну из пауз командир услышал одиночный свист в направлении «сапога», который ни с чем не спутаешь. Больше всего он напоминает хлопок кожаной казачьей плетки о воздух. Боец, который должен был работать с Шустрым в паре, после трех-четырех выстрелов оглох окончательно, поэтому, когда Моторола крикнул ему:

– Открывай беспокоящий огонь из калаша, пока идет зарядка орудия, – тот с недоумением и замороженным взглядом смотрел на командира, разводя руками. Контузия, что называется «от своих», во время интенсивного боя явление распространенное.

Мотору пришлось на языке жестов объяснять: точка Шустрого противником уже раскрыта, работает вражеский снайпер, поэтому, пока один боец перезаряжается, другой должен на всякий случай прикрывать его беспокоящим огнем. Оглушенный ополченец задачу понял довольно быстро и теперь выпускал протяжные очереди из АК в сторону депо с энергией и азартом умалишенного. Секунд через тридцать заговорившему автомату уже вторили остальные двадцать стволов на позиции. Сколько ни бился Моторола, а эффект цепной реакции на фронте, когда стоит начать одному, за ним повторяют все остальные, преодолеть не получалось никак. И плевать всем было на то, что в этом дружном хоре стрелкового оружия противнику вскрывались все огневые точки подряд. Тогда как по правилам локальной обороны хотя бы две-три позиции должны не палиться и оставаться как бы в запасе, чтобы в переломный момент сбить врага с толку.