Я и Ты

Жизнь ребенка до рождения представляет собой чисто природную, физическую связь с матерью, телесный обмен с нею; при этом жизненный горизонт развивающегося существа уникальным образом вписан в горизонт вынашивающего существа, но одновременно и не вписан; дело в том, что плод покоится не только в материнском чреве. Связь плода общемировая, общемировая настолько, что предполагает как бы неполное, тревожащее душу прочтение древних письмен; в еврейской мифологии утверждается, что в материнском чреве человек знает вселенную, а после рождения ее забывает. Эта связь остается в человеке как втайне желаемый образ. Но тоска эта не означает стремления вернуться, что воображают себе те, кто в духе – который они путают со своим интеллектом – видит паразита природы; нет, это устремление не паразит, а духовный цветок. Эта тоска устремлена к связи выброшенного в мир существа с общемировым, своим подлинным Ты.

Каждое находящееся в процессе становления человеческое дитя покоится в чреве великой Матери, нерасчлененного, не имеющего формы прамира. Отделившись от этого мира, оно вступает в личную жизнь, и только в ночные часы мы в здоровом сне ускользаем от нее и снова приближаемся к прамиру. Но такое освобождение не происходит внезапно и катастрофично, как при выходе из материнской утробы; человеческому ребенку дается срок для того, чтобы заменить утраченную природную связь с миром связью духовной. Ребенок из раскаленной тьмы хаоса вступает в холодный свет Творения, но оно пока не принадлежит ему; он еще должен его уловить, сделать действительным; он должен увидеть свой мир, услышать, прикоснуться к нему, воссоздать его для себя. Творение раскрывает свой образ при встрече; оно не откроется ожидающему чувству – оно встает навстречу принимающему чувству. То, что состоявшемуся человеку представляется привычным окружением, дается находящемуся в процессе становления человеку напряженным действием, завоеванием; ни одна вещь не является составной частью какого-то опыта, ничто не раскрывается иначе, как во взаимодействии с силой предстоящих человеку объектов. Так же как первобытные люди, ребенок живет в промежутках между периодами сна (при этом и само бодрствование его мало чем отличается от сна), во всполохах и в отблесках встречи.

Изначальность стремления к встрече выказывает себя уже на самой ранней, самой темной ступени. Прежде чем может быть воспринята единичность, неосмысленный взгляд пробивается сквозь туманное пространство к неопределенности; в моменты, когда, очевидно, нет потребности в пище, нежные, несовершенные ручки что-то ищут – по видимости, бесцельно хватают воздух и тянутся к чему-то неопределенному. Мы не поймем сути этих движений, если попытаемся объяснить их животным инстинктом. Ибо даже такой взгляд после долгих попыток остановится на красной арабеске обоев и не оторвется от нее, пока не разгадает душу красного узора; именно таким движением достигает ребенок прикосновения к лохматому игрушечному мишке, постигая осмысленную форму и определенность; при этом ребенок открывает и любовно и навсегда усваивает цельность тела; и то и другое не суть опытное познание предметов, но обнаружение своего положения – разумеется, лишь в «фантазии» – рядом с живо действующим предстоящим. (Эта «фантазия» вовсе не есть «одушевление всего» – это стремление сделать все своим Ты, стремление ко всеобщему отношению; там, где это инстинктивное стремление не живое, действующее предстоящее, а лишь его голое изображение или символ, это живое воздействие добавляется из собственной полноты.) Пока еще раздаются направленные в пустоту слабые нечленораздельные звуки; однако именно им суждено в один прекрасный день перейти в осмысленный разговор – пусть даже собеседником станет кипящий чайник, но это будет разговор. Многие движения, называемые рефлекторными, являются надежными инструментами созидания мира личности. Это ошибка – считать, будто ребенок сначала воспринимает предмет и только после этого вступает с ним в отношение; наоборот, первичным является стремление к отношению, сложенная лодочкой протянутая ладонь, в которую изливается предстоящее; второе – это отношение к предстоящему, прообраз изречения Ты; овеществление происходит позже при расщеплении изначальных переживаний, разделении связанных партнеров, и это есть становление Я. В начале всего стоит отношение – как категория сущности, как готовность, как вмещающая форма, как модель души; это априори отношения, врожденное Ты.

Пережитые отношения суть реализации врожденного Ты в тех Ты, с которыми ребенок сталкивается при встречах; то, что это Ты воспринимается как предстоящее, воспринимается в исключительности и, наконец, удостаивается высказанного основного слова, лежит в основании априорного отношения.