Я и ты

«Вилла» была – обыкновенный дощатый барак, в котором тогда в одной из кубанских станиц ютилась семья Насибова. Через несколько лет, приехав в СССР, господин Каскарелло первым делом изъявил желание побывать в гостях у своего знаменитого русского друга-жокея. Но так и не добрался до него. Оказалось, что Кубань в тот год, как назло, разлилась шире нынешней, наводнением разом смыло все мосты, не действует ни одна переправа, перекрыло все другие дороги, ведущие к насибовской «вилле»…

– Эту историю в нашей семье мы всегда вспоминаем с юмором, она ведь имела продолжение, – Михаил Николаевич не в силах сдержать смех. – Мы уже жили в Москве, в трехкомнатной квартире неподалеку от Белорусского вокзала, которую отцу выделили специальным решением маршала Буденного, после того как он в очередной раз выиграл приз Семена Михайловича. И вдруг опять в Союз является Каскарелло и снова рвется в гости. Родители, помню, накрыли шикарный стол. Мама моя, Надежда Петровна, спекла огромный пирог с вишнями. И что же? В последний момент поступил запрет, сами понимаете, откуда. Никаких домашних контактов с иностранцами. Пришлось срочно перекочевывать в ресторан «Советский», благо он рядом…

Проявившееся в первое покорение Москвы дарование привело к тому, что Насибов уже к пятнадцати годам стал признанным жокеем, явно выделялся среди молодых и на равных, а то часто и опережая их, конкурировал с всадниками, которые чувствовали себя непререкаемыми авторитетами. Далеко не всем это нравилось. Однажды во время скачки он почувствовал вдруг резкую боль в спине от удара хлыстом, которым наградил его один опытный всадник, не допускавший, что кто-то может обыграть его. Острастка не помогла, лошадь под седлом Николая Николаевича пришла первой, а уж после, в конюшне, он не сдержался, влепил оплеуху своему обидчику, за что был чуть ли не на год отстранен от стартов.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы к тому времени за Насибовым вовсю не наблюдал Василий Сталин. Он тогда формировал команды ВВС по многим видам спорта и, во что бы то ни стало, хотел видеть Насибова у себя, очень надеялся, что тот поможет обыграть наконец главных соперников летчиков – конников из «Пищевика» (что и случилось впоследствии). Так вот, заглянув в очередной раз на московский ипподром, генерал увидел Николая подавленным, а узнав, в чем дело, велел завтра утром не уходить из дома и ждать «его ребят». Действительно, на следующий день объявились два полковника, и таким образом Насибов был призван в армию и ему сразу присвоили звание лейтенанта. Все препятствия к продолжению карьеры были сняты, они остались лишь на дистанции, поскольку Николай Николаевич тогда выступал в барьерных скачках. К своим любимым, гладким, он вернулся лишь спустя несколько лет.

Много лет назад у меня состоялся интересный разговор с Всеволодом Михайловичем Бобровым, к которому я приехал за обычным тренерским интервью в канун очередного футбольного сезона. «Михалыч», как уважительно звали нашего великого маэстро мяча и шайбы, не знаю почему, вдруг начал вспоминать тех, с кем судьба свела его в спорте. Дошла очередь и до Насибова.

– Как Николай конем управляет, любо-дорого смотреть, человек просто родился жокеем, – восхищался Бобров. – Мы вместе служили в ВВС, и все думают, что высокое покровительство обеспечивало нам скидки и послабления. Как бы не так! Вкалывали – не приведи господь! Все по уставу и распорядку. Насибову, правда, было проще привыкнуть ко всем этим тяготам. Ипподромная жизнь не слаще, да и обычная изрядно потрепала парня. Василий Сталин, когда заглядывал в казармы или на встрече какой, всегда Николая ставил в пример – мол, вам бы всем такую дисциплину и ответственность.

Как память о младшем сыне «вождя народов» в семье Насибовых до сих пор хранятся его командирские часы. Находясь под впечатлением блестящего успеха Николая в скачке, где разыгрывался приз генерала-летчика, он буквально сорвал их с руки, подозвал адъютанта и велел мигом в ближайшей мастерской сделать дарственную гравировку: «Насибову за езду от Василия Сталина». Когда в семье появился первенец – сестра Михаила, Николай Николаевич дежурил по спортивному клубу и не мог покинуть службу. Василий Сталин распорядился посадить его в свой самолет и немедленно отправить в Армавир, к месту рождения дочери.

– А все это сопровождалось обязательным звонком Иосифу Виссарионовичу, которого Василий Иосифович старался держать в курсе всех достижений Насибова, – говорит Михаил. – Рапорт, как вспоминал отец, был кратким: Коля опять первый. Иногда добавлялось: такие жокеи рождаются раз в столетие. Однажды отец напрямую ощутил внимание к себе со стороны вождя. В одной из скачек он не по своей вине разбился так, что, казалось, больше не вернется на ипподром. Узнав об этом, Иосиф Виссарионович немедленно отправил к нему своего личного врача. Тот прикатил в больницу с трехлитровой банкой – то ли лекарства, то ли какого-то особого витаминного напитка. Через несколько дней Насибов был уже на ногах, а вскоре и в седле своего любимца Анилина.