Я и ты

– Хотел, Михаил, спросить еще вот о чем. Правду люди говорят, будто стоимость чистокровного скакуна зашкаливает за немыслимые суммы, со многими нулями в долларах?

– Сущая правда. Более того, таким лошадям, как Анилин, вообще цены нет, как многим картинам в Эрмитаже, Пушкинском музее или Лувре. Они бесценны.

– То есть даже эксклюзивные «бентли», «ролс-ройсы», «мерседесы» со всеми своими наворотами и сделанные по спецзаказу ценятся меньше?

– В конном мире именно так.

Ответ Михаила – повод поговорить вот о чем. За блестящими успехами Насибова, Чугуевца, других наших мастеров-жокеев международного класса всегда стояло нечто большее, нежели только победные финиши. Ведь скачки, любые другие конные состязания, являясь одним из основных звеньев процесса селекции, помогали отбирать самых лучших, самых резвых и работоспособных лошадей, с тем, чтобы использовать их потом на отечественных конезаводах для дальнейшего совершенствования верховой породы. Не случайно все специалисты (в свое время слышал это от Василия Петровича Мельникова, в прошлом тоже отличного мастера-жокея) акцентируют на этом внимание, говоря о племенном воспроизводстве чистокровных скакунов, коими всегда славилась Россия.

– В принципе в годы перестройки коневодство в стране устояло, во всяком случае, пострадало меньше, чем другие отрасли животноводства, – вспоминаю то, что сказал Мельников. – Число конезаводов осталось по России почти то же, племенная работа с лошадьми не прекращалась, что позволило процентов на восемьдесят сохранить число племенных кобыл. И все-таки недостаток финансирования сказывался, ведь перевозки, содержание и т. д. обходятся очень дорого. Что может выручить? Нам нужно больше таких престижных скачек, шире привлекать серьезные компании, богатых людей, частных коневладельцев, потому что силами лишь конезаводов не обойтись. Одни, но их мало, могут позволить себе широко и всесторонне заниматься коневодством, активно участвовать в конных состязаниях, а другие – нет, они же – многоцелевые хозяйства, решают множество иных важных задач.

– И все-таки, как мы выглядим сейчас по сравнению с Западом, могут ли наши скакуны на равных конкурировать с самыми резвыми зарубежными лошадьми?

– Разве что единицы. Сопоставление не в нашу пользу, кстати, оно таким было и в советские времена, только об этом умалчивалось. Мы явно ограничены в выборе. Смотрите: только на ипподроме в американском Делавер-парке – тысяча чистокровных лошадей, у нас сегодня в наличии для скачек намного меньше. А ведь Делавер-парк – не лучший, средненький ипподром. В США ежегодно появляется в среднем пятьдесят тысяч жеребят, в Англии – пятнадцать тысяч. Мы и по этому показателю значительно уступаем. Тягаться пока тяжело, однако не оставляет надежда, что российская гордость – чистокровные скакуны, готовые побеждать, как некогда лошади под седлом Насибова, обязательно появятся. Двадцать семь крупнейших стартов числилось за знаменитым Анилином – в двадцати четырех успех!

Не знаю, как все обернется на самом деле, но уж очень хочется верить, что так будет, вырастут в России новые Анилины, Адены или Шаваты. Может, они в потенциале среди десятков лошадей, которые приобретены на деньги, заработанные на Кубке Насибова и других престижных скачках, или среди чистокровных арабских скакунов, подаренных Владимиру Владимировичу Путину королем Иордании, которых объезжал на московском ипподроме дважды мастер – и жокей, и тренер – Магомет Каппушев.

– Магомет, а вдруг и впрямь одна из этих лошадей будет золотой? – спросил я его, на что получил ясный и точный ответ:

– Выпущу их на дорожку, когда почувствую, что не просто готовы скакать, а готовы скакать и выигрывать.

– Это ваше кредо?

– Нет, насибовское. Отец мой, он тоже конник, заслуженный тренер России, рассказывал, что как-то раз лошади, подготовленные Николаем Николаевичем, выиграли все скачки дня, кажется, их было то ли восемь, то ли десять. Во как человек работал!

… Что ни говорите, а, находясь в окружении каменных джунглей мегаполиса, все больше ощущается душевное желание вырваться оттуда, прикоснуться к природе, живым существам, братьям нашим меньшим. Лошади – они же умницы, чудо как элегантны все эти арабы, орловцы, буденновцы, ахалтекинцы, еще какой замысловатой породы. Холеные, лоснящиеся, чистокровные и полукровки. Как это у Куприна: «Лошадь гораздо щедрее, чем человек, одарена инстинктом и физическими чувствами. Слышит лошадь лучше кошки, обоняет тоньше собаки, к ходу времени и к переменам погоды она чувствительна не хуже петуха. В памяти мест, событий и впечатлений нет ей равного на земле животного, чувством темпа она обладает в такой же степени, как цирковой жонглер или первоклассная балерина». Недаром Александр Македонский когда-то присвоил городу имя своего любимца Буцефала.

На Кубке Насибова, с которым возвращаются на круги своя исконные исторические ценности и достижения государства российского (уж лошадьми-то мы славились!), вдоволь любуясь друзьями нашими вечными и верными, их статью и грациозностью, вспоминаю Николая Заболоцкого: