Я, Яромир Гулливер

Мифология почти всех народов и стран обязана своим существованием не только жрецам, но и художникам, поэтам они подобно жрецам, вступают во взаимодействие с миром непроявленного, вовлекая его силы и энергии в сферу живой реальности. «Вам, когда-то земные, теперь эфирные божества, посвящаю повесть мою…» Именно с ними — древними духами, умершими, дошедшими до нас только в мифологических образах, но оживающими в сознании художника и музыканта общался Яромир.

Русский человек тех времён исповедовался в песне, заговоре, былине и сказке. В этой исповеди он был глубок, отзывчив на сиюминутное и вечное. Это позволяло открывать земное и таинственное, что есть добро, что — зло. Вроде, постижения смысла жизни, цели своего бытия в бесконечном течении мироздания. Поэтому, каждое прямое обращение к ним Яромира — это посвящение, взывание, и жертвоприношение пластикой своих скульптурных творений, орнаментами резьбы и плетения, звуками свирели, варгана, гусельных струн, конечно, и словом.

Откуда это было в нём? Конечно, из общения с природой, общения с душами полей, рек и лесов. Оказываясь тут в мае, он вдруг осязал, как под пенье жаворонков неслышно по еще влажному лону земли ступает царевна Весна. Под её легкими ногами пробивается сочная юная трава, распускаются первоцветы. Чуть позже робко, затем всё смелее и громче запевал ставший когда-то ради прекрасной богини серенькой птичкой певец Весны Соловей. Зашумели первой листвой, шепчась меж собою, деревья. Все мелкие твари, букашки и жуки, спавшие долгую зиму в темных дуплах, да под корою деревьев, пробуждаются после долгого сна и выползают поклониться богине. Вышли к ней навстречу и вылезшие из прудовой тины лягушки. Звонко рассмеялась богиня, а под ее смех зажужжали весело пчелы над расцветшим орешником, загудели мохнатые шмели, привлеченные нежным ароматом венка из бело-розовых цветов яблони на челе у бессмертной.

Яромир любил и закатное время, с наступлением вечера смолкали одни певчие птицы, распевались другие. Царевна Весна шла теперь одна, роняя цветы и пробуждая к жизни поле и лес. Громким переливчатым хором стонали от счастья в прудах и болотах лягушки. Вместе с туманом выходили из рек и озер, бежали, смеясь и аукаясь, по влажным лугам простоволосые русалки. Они радовались, пели и кричали, что скоро наступит их «русалья неделя». Хлопаньем в ладоши спугнули водные девы длинноухого зайца, всполошили сонных уток в прибрежных кустах и мчались дальше с визгом и хохотом, празднуя освобождение от зимнего сна. Все звонче и громче неслась влюбленная песнь Соловья. Он пел:

— Каждый год славлю я приход твой, прекрасная царевна Весна. Шелестя серебристо-зеленой одеждой своей, шествуешь ты по расцветшей земле, повсюду рождая желание счастья, улыбкой своею обещая блаженство любви… Прими и мою любовь, заключенную в песне. От твоих волос пахнет цветами яблонь и душистой черемухой — от твоего вечно юного тела; дыхание же уст — благовоние распустившихся ландышей!..

Ничего не сказала в ответ божественная дева. Внимание ее в полумраке небес привлекла серебряная ладья, где сидел в сверкающем шлеме и в светлом плаще прекрасный Царь Месяц.

«Венок твой из белых цветов благоухающих яблонь много прекраснее драгоценных корон небесных красавиц, царевна Весна. Садись, и уплывем вместе со мною в мой, окруженный столпами облачных башен дворец… Там мы будем счастливы вместе!..»

В эти дни даже сами богини, почувствовав приговор Весны, покорно позволяют себя похищать не только великим богам, но и жалкому в сравнении с ними человечьему племени. Ощущая близость Весны, сильнее бьются сердца у живых, больнее ноет душа у тех, кто не имеет сердца вовсе.

Много раз слышал Яромир о чудесных свойствах цветов папоротника, по-преданию распускающихся как раз в Купальскую ночь. Однажды решил непременно увидеть, как расцветает это волшебное растение, а, если удастся, то и овладеть его огненным цветом. Сонная птичка выпорхнула испуганно из мокрых кустов, что-то вроде ежа или мыши пробежало, заставив вздрогнуть от неожиданности. Далеко-далеко, не то Леший, не то филин протяжно и угрожающе кричит: «У-у-у-у!». Лес был уже полон празднично настроенной нежитью и нечистью. Вся она, следуя установившемуся уже много тысячелетий обычаю, доходившему еще до тех времен, когда даже кусты и деревья гуляли на Ярилину ночь, собиралась обыкновенно посмотреть, не расцветет ли где огненно-яркой звездой волшебный папоротник. Но особенно русалки из года в год шли Ярилиной ночью в лес, где шептались в шуме вершин и шелесте листьев, обнимая друг друга и души деревьев. Старшие русалки рассказывали сестрам, что собирались обычно в пору весеннего цветения ветвей на лесных полянах, водили там с венками на головах, просвечивая и серебрясь в лунном сиянии, безмолвно-торжественные хороводы. Яромир вдруг понял — здесь нет одного, не звучит музыка. Ему захотелось в эти звуки природы вплести и свою песню. Откуда возникла музыка у людей, где истоки этого загадочного родника? — думал он.