Я иду искать

Максим прекрасно помнил: он шёл мимо брошенной стройки, на пустыре его кто-то догнал и брызнул в лицо из баллончика. Интересно, чем? Что-то нервно-паралитическое, не иначе. И он потерял сознание. Сколько же времени он был без сознания? Лица человека с баллончиком он не успел разглядеть, но тот, судя по шагам, был один. А потом что? По всему выходило, что его должны были просто ограбить и бросить там же, но вместо этого произошло что-то другое. Что? Кто притащил его в этот дом, привязал здесь и оставил? Почему?

Максим постарался пошевелить затёкшими руками и почувствовал, как в онемевшие кисти обжигающими струйками мучительно возвращается чувствительность. Снова глубоко вдохнул, борясь с дурнотой. Что же, всё-таки, случилось? И что теперь делать? Кричать? Глупо. Ждать? Ещё лучше. Чего ждать, и — кого? Того, кто привязал его? Мысли настойчиво и тревожно вертелись вокруг этого неизвестного человека с баллончиком. А неизвестного ли? Ведь было уже такое, было…

Собственные шаги казались им чересчур глухими, словно тонули в полутьме затянутой сырым утренним туманом лестницы давно заброшенного дома. Но они упрямо старались не думать, просто идти. Страх отступил немного, мягко затаился в глубине души, уступив место тревожной пустоте, но в любой момент снова готовый ожить, сдавить горло криком, скрутить внутренности в ледяной узел.

Лестница позади. Перед ними вход в комнату с сорванной с петель дверью, которая теперь — видимая в проём — валяется возле окна, так, как они и оставили. Макс и Игорь переглянулись, подумав об одном и том же: если бы он освободился, но был здесь, то снова поставил бы её на подоконник. Значит, либо он действительно мёртв, либо его здесь уже нет. Оставалось войти и убедиться. Просто войти и посмотреть.

Макс до боли закусил губу. Войти. Один шаг, какая-то секунда. Просто шаг через порог, один только шаг. Если он промедлит ещё немного, если задумается, если представит то, что должен увидеть, тогда — всё, тогда он не сможет, не решится доделать то, что должен. И Макс быстро шагнул в дверной проём. И — увидел.

Он неподвижно висел, прикованный к проходящей вдоль стены трубе. По тому, как осело вниз удерживаемое только наручниками тело, как неестественно вывернуты в плечах руки, было ясно, что жизни в нём уже не было. Казалось, даже воздух вокруг него замер прозрачным стеклом.

Максу хотелось, чтобы Игорь сказал что-нибудь, хотелось просто услышать живой человеческий голос, но, в то же время любые слова ощущались неуместными сейчас, будто способными нарушить страшный покой бессильно повисшего тела.