Я иду искать. История вторая

А их не видно в этой суете...
Их, как и всех, мотает. Вертит. Кружит.
Но, говорят, глаза у них не те...
Но, говорят, глаза — у них не те!

А души?.. Души?! Души?.!

Но вот приходят мальчики с войны...
Какие ж это мальчики? Мужчины.
Не рождены — войной СОТВОРЕНЫ.

Где штык-ножом стал ножик перочинный...

Где каждый смерти заглянул в глаза
И видел очень много. Даже — слишком.
Где знали, что не все придут назад
И гнали прочь проклятую мыслишку!

И так случается обычно на войне — 

(Ну что поделать — вновь случилось, братцы!)
Один из них седой пришел совсем...
Другому будет вечно восемнадцать...

А небо там не то, и снег не снег!

А в эту жизнь — как в сказку... или — в омут.
Но продолжают воевать во сне,
Во сне спасают друга боевого...

А их не видно в этой суете...

Их, как и всех, мотает... вертит... кружит,
Но говорят — глаза у них не те.
А души?.. А души?..[41]

* * *

С разлапистых еловых веток медленно падал искристый сухой снег. Сечень-февраль напоследок выдал минус тридцать, и Большей Сполох горел в небе уже не только длинными морозными ночами, но и в короткие ясные дни. Правда, дни вот уже полтора месяца как понемногу отращивали хвосты, и ста­рики говорили извечное: «Солнышко на лето, зима на мороз», — и оказывались правы...

На пятнадцатилетие Олег подарил себе и Бранке прогулку по лесу. Несколько часов, не чувствуя холода, они ходко и весело бежали на широких здешних лыжах (напоминавших охотничьи лыжи Земли) по замершему, онемевшему от холода и красивому зимнему лесу.

Бранка ходила на лыжах в сто раз лучше Олега и уже не раз над ним посмеялась. Он отшучивался, с удовольствием следя, как девчонка ловко кружит вокруг, а сам в который уже раз вспоминал визит Йерикки — тогда, по­лтора месяца назад, когда он, Олег, только начинал ходить по комнате, поднимаясь после ранений...

...— Мы начинаем уходить, — Йерикка выглядел озабоченным и даже разбитым. Он сел на лавку, не дожидаясь приглашения, бросил на стол отороченные белым мехом краги. — Данваны с фрегатов сожгли еще один город. На юго-западе. Планету подобрали, все будем делать ночами.

— Трудно, — задумчиво заметил Олег. Йерикка поморщился:

— Справимся... Я не за этим пришел. Через две недели я сам туда еду. Если хочешь, едем со мной. Ты выплатил свои долги с перебором, тебе пора возвращаться. Незачем ждать марта, да и безопасней тут, чем пробираться на юг.

Олег задумался. Коснулся кончиками пальцев меча, висевшего над постелью, и, не глядя на друга, нехотя сказал:

— Я лучше весной... У вас же связь прямо с городом, а Дорога куда-то в Сибирь выводит, там, может, тысяча километров до людей. Нет, я правда вес­ной.

— Ладно, — без удивления согласился Йерикка. Посидел еще... но перед уходом без обиды, только чуть насмешливо, сказал: — Мне-то зачем врешь? Тысячи километров...

...Олег передернул плечами. Но не разговор, вспомнившийся сейчас, заставил его это сделать.

В начале марта он уедет на юг, чтобы отправиться домой. Или надо бу­дет уходить с Рысями... но уходить уже СОВСЕМ. Отказываясь от всего и всех на Земле.

Это было выше его сил. Он и так, случалось, просыпался по ночам и, стиснув зубы, мысленно даже не просил — вымаливал прошение у мамы. И у отца — тоже, но в первую очередь — у мамы. Потом приходил день, а с ним — улыбка Бранки, и мучило уже другое — как оставить ее?!

И думалось: это тоже выше человеческих сил.

— Вольг! — Бранка повернулась, смеясь из-под мохнатой, здоровенной лисьей шапки. — А в обрат-то не поспеть нам засветло. Побежим, не то в лесу ночь ночуем?

Олег огляделся. Промороженный, таинственно-тихий, заключенный в объятья зимы лес немного пугал. Он сбил с плеч нападавший снег:

— Берлогу откопаем?

Бранка ловко развернулась ига месте, подошла, шурша лыжами, встала бок о бок и склонила голову на плечо мальчишки. Он приобнял девушку рукой. В безмолвии оба услышали звон недалекого ручейка, оттенявший холодную тишь. И Олег понял, что нет у него желания возвращаться из леса в город...