Я иду тебя искать

Я не стал спрашивать у него разрешения поговорить с Женей. Я вообще ничего не стал спрашивать. Пошел себе восвояси, оставшись так им и не замеченным, сел в машину, покурил, немного успокоился и поехал домой. «Как же так? — думал я по дороге, машинально крутя руль. — Как же так? Что происходит? Выходит, Он мстит нам? Сам умер, а нам мстит за то, что мы живы? Его дух словно витает над нашими жизнями. Дух недобрый, завистливый. Он сделал нас больными. Наслал проклятие. Через какие испытания Он еще нас проведет? Какие подполья вскроет? Каких персонажей подкинет? Как переплетет, перекрутит наши жизни? Что еще мы узнаем друг о друге и о себе? Что поймем? Что не захотим узнавать и понимать? До чего докатимся? Если бы Он не умер, мы бы жили себе, как жили, и оставались людьми. А сейчас — кто мы? И когда переболеем? А когда все-таки переболеем, что от нас останется?»

Я припарковался, взбежал наверх и позвонил в дверь Жени. «Сейчас ка-ак врежу ей!» — подумал я, нетерпеливо пристукнув каблуком об пол.

Женя открыла и молча пропустила меня в квартиру. В квартире было довольно грязно, ребенок что-то вякал в кроватке, но Женя не обращала на него никакого внимания и была, по-видимому, совершенно довольна и собой, и жизнью.

— Что ж ты, сука, наделала? — сказал я, с трудом понимая, где нахожусь и что несу, и надвинулся на нее. — Что ж ты над человеком издеваешься? Ты знаешь, что он чуть с собой не покончил?

На лице у Жени появилось злое, упрямое выражение. Она сощурилась.

— Но ведь не покончил же, — произнесла она деревянным голосом.

— Ах ты… — Я замахнулся, уже совсем ничего не соображая, забыв, что она женщина, что она беременна, и желая только одного — сбить ее с толстых самоуверенных, наглых ног.

Женя не испугалась, не отшатнулась. Она неожиданно подскочила ко мне, притиснулась всем телом, воткнула в меня твердый выпуклый живот и крепко обхватила обеими руками. Я непроизвольно попятился. Женя все напирала и напирала и наконец вдавила меня в стену.

— А меня ты спросил? Спросил? — зашептала она, обдавая меня запахом жареного мяса, детских волглых пеленок и горелого молока. Увернуться было невозможно, и я просто закрыл глаза. — А может, я его не хочу! — шептала Женя. — Не хочу я его! Ты думаешь, с ним сладко? У всех мужики как мужики, а у меня что? А я что, не баба? Он мне противен, можешь ты это понять, противен! Видеть его не могу! Тошнит меня от него! Не нужен он мне!

— А кто нужен? — с трудом выдавил я. Женя была тяжелая, грузная, наваливалась все сильнее и сильнее, и я боялся пошевелиться, чтобы не нарушить ей чего-нибудь в животе. В голову пришла дурацкая мысль: «Если гора не идет к Магомету… А ко мне как раз гора и пришла».

Между тем Женя совсем повисла на мне. Я уже не мог дышать и мечтал только об одном: уйти поживу-поздорову.

— Кто нужен-то? — просипел я, пытаясь легонько ее отодвинуть.

— Ты, — выплюнула мне в лицо Женя. — Ты. Неужели раньше не понял?

Я вздрогнул и, не удержавшись, с силой оттолкнул Женю от себя. Но она держала меня крепко, и, толкнув ее, я вместе с ней, под инерцией и тяжестью ее тела, отлетел к противоположной стене. Теперь уже она была припечатана спиной к стене, а я висел сверху, прикованный к ней ее же руками.

— Ты, — шептала Женя задыхаясь. — Ты, ты, ты-ты-ты-ты… только ты. Миленький… миленький мой.

Она встала на цыпочки и вытянула шею, ища губами мои губы. Ее лицо надвигалось на меня снизу, как лицо утопленника, всплывающее из мутной воды. Нечеловеческим усилием я отцепил от себя ее руки, отскочил прочь и бежал с поля боя, не оглядываясь, самым позорным образом.

XXVI