Я – инквизитор

Тут Ласковин сообразил, что уже минут десять топчется на своем месте. Тормоз ты, гражданин Ласковин. Как начинающий боец, которому Абрек дня четыре назад объяснял-объяснял порядок сопровождения груза, а потом плюнул и спросил: «У тебя машина есть?» «Есть!» — гордо ответил боец. «Там у нее между сиденьями палка такая торчит, ручной тормоз, знаешь?» «Ясное дело, знаю», — удивился боец. «Так пойди его поцелуй! — бешено зарычал Абрек. — Это твой папа!»

Черт, как давно это было.

Андрей покинул арку, остановился у черной зеркальной витрины, постоял чуток… Вроде приметных рож не наблюдается. Правда, видимость, мягко говоря, ограниченная.

«Да что я дурью маюсь! — сказал он сам себе. — Будут „тобольцы“ слякоть месить, как же!»

Подъехать на тачке, выскочить, пшикнуть в нос си-эской, под ручки — и поехали. Или еще проще: окошечко приспустить, пистолет с глушителем, бац — не громче, чем ботинком в лужу. «Упал тут один алкаш… Где?.. Да вон лежит. А, ну пусть лежит, раз упал».

Стеклышко поднять — и дальше поехали… «Хоп-хрен вам, мудилы!» — подумал Ласковин, испытывая очередной слабый всплеск ярости.

И побрел дальше, медленно, сутулясь, ногами шаркая… Ага, вот и Суворовский!

Андрей остановился у перехода, когда красный уже замигал. Народ прихлынул, подталкивая Ласковина к краю тротуара…

И тут, свернув влево, прямо под него выкатилась черная «Волга». Выкатилась и остановилась у самого перехода: окна в полуметре от Андрея. И стекло против заднего сиденья уже опущенное…

Ласковин застыл. Ступор. Ни отпрыгнуть, ни наклониться. А вокруг — народ. И рука, сжимавшая в кармане рукоять «вальтера», онемела.

«Вот, значит, как, — отрешенно подумал Андрей, глядя в темное нутро машины. — Вот, значит…»

Из окошка высунулась рука… Пустая. Перевернулась ладонью вверх, сжалась в кулак и втянулась обратно.

«Волга» мощно рыкнула мотором, тронулась и укатила в сторону Лавры. А Андрей остался стоять, с пустотой внутри и ослабевшими коленями.

Зажегся зеленый, кто-то грубо толкнул в спину:

— Заснул, мужик?

Толпа повалила через проспект. Ласковин тоже бездумно перешел через улицу и в каком-то отупении побрел не по Суворовскому, к Советской, в свою схоронку, а дальше по Староневскому… и как сквозь сон услышал впереди слабый перебор колоколов. Он мог бы свернуть и дальше, на Дегтярной, но не свернул, серая тень среди сотен других, продолжал брести по проспекту, пока не увидел, как шагах в двадцати впереди остановилась та самая черная «Волга». Дверца ее распахнулась, и наружу выбрался мужчина. Один, но огромный, в черном, длинном, ниже колен, пальто.

Шестым чувством Ласковин понял: к нему.

Андрей остановился, позволил толпе течь мимо него, сбросил с головы опротивевший капюшон (прятаться больше незачем) и, сжав покрепче пистолет, пальцем сдвинул предохранитель. У него оставалось два выстрела… и он сам. Расставив пошире ноги, Ласковин смотрел, как мужчина в черном движется к нему, не обращая внимания на прохожих, а те расступаются перед ним, как вода перед плывущим судном. Несколько секунд — и между Андреем и человеком в пальто не осталось никого. Руки мужчина держал в карманах.

«Как в вестерне, — подумал Ласковин. — Кто быстрей!»

У человека в черном было крупное лицо с прямым носом и черной густой неестественно длинной бородой.

Между ними оставалось шагов семь. Мужчина одновременно потянул обе руки из карманов…

Ласковин рванул из куртки руку с пистолетом… и пистолет застрял, зацепившись выступом рукояти за подкладку!

Андрей дернул еще раз, услышал треск ткани… и увидел, что в руках у человека в черном ничего нет. А мигом позже, когда огромный мужчина уже был совсем рядом, Ласковин углядел у него на груди, в распахе пальто, большой, отливающий серебром крест.

Часть вторая Я — Инквизитор

Выведи меня из сети, которую тайно поставили мне, ибо Ты крепость моя. В Твою руку предаю дух мой: Ты избавлял меня, Господи, Боже истины…

Псалом 30, ст. 5—6

Глава первая

Двое мужчин остановились у забора из ржавой металлической сетки.

— Хорош домик! — прогудел один, высокий, широкий в плечах, чернобородый, в круглой каракулевой шапке. И, хрупая сапожищами по свежему снегу, пошел к калитке.

Второй, пониже ростом, потолще, в полушубке белом, в барсучьей с хвостом шапке, обогнал первого, распахнул железную дверь с провисшей ниткой колючей проволоки поверху.

— Пожалуйте, батюшка!

Первый кивнул величественно и, подбрасывая коленями полы длинного старомодного пальто, направился к дому. Но не дошел. Остановился метрах в семи от четырехступенчатого, под навесом (снег сверху — как белая разбухшая подушка), крыльца, благосклонно оглядел строение.

Дом и впрямь был хорош. Двухэтажный, выкрашенный любовно в три цвета: голубой, белый и желтый, с резными наличниками. На двускатной крыше — шестиугольная башенка с флюгером, труба с железной «шапочкой» — от снега.