Я позвонила Юноше на следующий день после того, как оформила заказ на те самые запонки. И сообщила, что выбрала срочную доставку.
– В почтовую ячейку? – уточнил Юноша.
– Вообще-то нет, – призналась я. Абсурдный сценарий промелькнул у меня в голове: НСВ-ННО выставил запонки на продажу в магазине, где он по случайному совпадению имеет доступ к адресам покупателей; он наверняка заподозрит того, кто заплатил сорок долларов за срочную доставку восьмидолларовых запонок.
Я понимала, что лучше всего было бы передать эти запонки следователям по делу НСВ-ННО. Но я рисковала разозлить их своей непрошеной инициативой. Так совпало, что незадолго до этого я договорилась о своем первом интервью с Ларри Пулом из округа Ориндж. Я решила: если мне покажется, что интервью идет успешно, я все объясню и отдам ему крошечные золотые запонки в квадратном пакетике с застежкой.
Проблема заключалась в том, что перспектива встречи с Пулом внушала мне невероятную робость. Его называли неприступным и немного замкнутым. Я знала, что он расследовал это дело последние четырнадцать лет. Наряду с юристом Брюсом, братом потерпевшего Кита Харрингтона, Ларри Пул сыграл важную роль в принятии Положения 69 – закона о ДНК-дактилоскопии, нераскрытых преступлениях и защите невиновных, на основании которого в 2004 году в Калифорнии была создана база данных ДНК всех лиц, совершивших тяжкие преступления. Калифорнийское министерство юстиции в настоящее время располагает крупнейшим в стране действующим банком данных по ДНК.
Пул и Харрингтон считали, что, развивая базу данных ДНК, они обязательно захватят в ее сеть НСВ-ННО. Насколько я поняла, их разочарование, когда этого не произошло, было острым. Ларри Пул представлялся мне несгибаемым, бесстрастным копом в тускло освещенной комнате со стенами, увешанными фотороботами НСВ-ННО.
В вестибюле региональной лаборатории компьютерной криминалистики округа Ориндж меня дружелюбно и вместе с тем официально приветствовал мужчина в очках с тонкой оправой и в красной клетчатой рубашке. Мы устроились в конференц-зале. В тот день он был дежурным по лаборатории, и когда его коллеги заглядывали в зал и что-нибудь говорили ему, Пул отзывался кратким «вас понял».
Я нашла в нем вдумчивого и рассудительного собеседника, из тех, чья внешняя невозмутимость скрывает острую проницательность. Когда я познакомилась с Ларри Кромптоном, стало ясно, что отставной детектив принял слишком близко к сердцу свою неспособность раскрыть это дело. Кромптон признался, что мысли о нем не дают ему спать по ночам и он изводит себя вопросом: «Что я упустил?»
В Пуле не ощущалось таких душевных мучений. Поначалу я приняла их отсутствие за браваду. Но потом поняла, что это надежда. Конца его работе пока что не предвиделось.
Мы уже заканчивали разговор. Мысленно я отнесла его к числу людей, для которых правила на первом месте, и решила, что история с запонками ему не понравится. Но в конце концов поддалась искушению, сама не зная почему. Я вдруг заговорила быстро и сбивчиво, шаря в своем рюкзаке. Пул слушал, его лицо ничего не выражало. Я пододвинула к нему запонки. Он взял пакетик и внимательно осмотрел его.
– Это мне? – с непроницаемым видом осведомился он.
– Да, – ответила я.
Он позволил себе легчайший намек на улыбку.
– Кажется, я вас люблю, – сказал он.
К тому времени, когда я вернулась домой в Лос-Анджелес, Пул разыскал потерпевших и отправил им по электронной почте снимок запонок в высоком разрешении. Запонки изначально принадлежали покойному члену семьи, пострадавшие владели ими совсем недолго, прежде чем их украли. Моя находка действительно была
Я была разочарована, а Пул казался невозмутимым. «Я уже не прихожу в волнение так стремительно, как когда-то», – объяснил он мне при встрече. Десять лет назад, когда шок, вызванный сходством ДНК «Насильника с востока» и «Настоящего ночного охотника», был еще свеж в памяти, в распоряжении Пула имелись все ресурсы для расследования. Однажды вертолет управления шерифа округа Ориндж отправили в Санта-Барбару только для того, чтобы взять у подозреваемого образец ДНК для анализа. В то время этот подозреваемый находился под оперативным наблюдением. Затем Пул летал в Балтимор на эксгумацию трупа. Это было еще до 11 сентября, и он вспоминает, что фрагменты останков подозреваемого упаковали в его ручную кладь.
В конце концов средства, отпущенные на нераскрытое дело, иссякли. Следователи получили другие задания. А Пул стал с меньшей эмоциональностью воспринимать каждый новый поворот. Даже фоторобот НСВ-ННО, висящий над его столом, был выбран обдуманно: на нем подозреваемый в лыжной маске.
– Имеет ли он какую-нибудь ценность? – сказал Пул. – Нет. Но мы знаем, что он выглядел именно так.