Не уверена, что я обратила бы на него внимание, если бы не его на редкость странный язык тела. Он застыл неподвижно, когда я показалась из-за дома. Это был мальчишка-афроамериканец, не тот, который звонил нам в дверь, но похоже одетый – в светло-голубую рубашку с галстуком. Не поворачиваясь, он еле заметно вытянул шею в мою сторону. Я медлила в нерешительности, снова вспомнив о подростках, продающих подписки на журналы, и гадая, не оценивает ли этот незнакомец меня как возможного клиента. Но потом поняла, что все не так просто – настолько странным были его движения. Я села в машину, отъехала от дома и сразу же схватилась за телефон, чтобы позвонить в полицию. Нажала девятку и единицу. Но что я скажу? Что чернокожий подросток выглядит подозрительно? Такая реакция наверняка покажется чрезмерной и расистской. Я сбросила вызов. Незнакомцы не совершили ничего противозаконного. И все же я резко затормозила и дернула руль влево, быстро разворачиваясь. От дома я отъехала не более сорока пяти секунд назад, но ни того, ни другого парня на улице уже не было. В сумерках осмотреться как следует не удалось. Я рассудила, что они позвонили кому-то в дверь, предложили подписку, и их пригласили войти. И направилась к ресторану.
На следующий вечер, находясь наверху, я услышала, что в дверь звонят и Пэттон с кем-то здоровается на пороге. «Мишель!» – позвал он, я сошла вниз. У двери стоял наш ближайший сосед Тони.
Тони был первым соседом, с которым мы познакомились, купив наш дом два с половиной года назад. Вселиться мы еще не успели, я приехала вместе с нашим подрядчиком, чтобы обсудить ремонт, когда симпатичный мужчина лет сорока заглянул в дверь и представился. Мне он показался приветливым и немного стеснительным. Прежний владелец дома был нелюдим, и Тони никогда не бывал у него в гостях, а теперь не справился с любопытством. Я разрешила ему осмотреть дом. И подумала, что при такой общительности соседа мы с ним подружимся, – словом, фантазировала, как обычно, представляя свою жизнь на новом месте. Он сообщил, что недавно развелся и что его дочь-подросток будет жить с ним и ходить в местную католическую школу для девочек. Дом по соседству он снимал.
Но наши отношения, хоть и неизменно теплые, так и не переросли в настоящую дружбу. Мы махали друг другу, иногда останавливались поболтать. Сразу после переезда мы с Пэттоном поговаривали, что стоило бы устроить вечеринку у нас во дворе за домом и познакомиться со всеми соседями сразу. Мы были движимы благими намерениями. Обсуждения продолжались, но дальше разговоров мы так и не зашли. В доме постоянно требовалось проводить какие-нибудь ремонтные работы или кто-то из нас был в отъезде. Но когда мяч Элис улетал через забор в соседский двор, Тони и его дочь всегда любезно возвращали его. Однажды, когда на тротуаре перед домом я нашла одинокого птенца голубя, смастерила гнездо из плетеной корзинки и листьев и привязала его к ветке дерева, Тони вышел из дома и улыбнулся мне.
– Вы хороший человек, – сказал он.
Мне он нравился. Но все наше общение ограничивалось встречами в моменты приходов и уходов, краткими минутами между прогулками с собакой и попытками справиться с двухлетним ребенком.
Окна моего кабинета на втором этаже обращены в сторону дома Тони, нас разделяют всего пятнадцать футов. Со временем я привыкла к ритму жизни соседей. Ближе к вечеру я слышу, как хлопает их входная дверь и дочь Тони, у которой прекрасный голос, начинает петь. Я давно собираюсь сказать ей, какой замечательный у нее голос. И каждый раз забываю.
В тот день Тони пришел к нам, чтобы сообщить: вчера их ограбили.
– Кажется, я знаю, в чем дело, – сказала я и предложила ему присесть на диван у нас в гостиной. Я рассказала о звонке в дверь, на который не ответила, и обо всем, что увидела потом. Он кивал: пожилая пара, живущая напротив Тони, видела тех же парней, вытаскивающих из двери сумки. Они влезли через кухонное окно и разгромили весь дом. В полиции Тони объяснили, что это обычная уловка мелких воришек, работающих группами в праздничные выходные: позвонить, проверить, откроют ли хозяева, и если нет, забраться в дом.
– Украли только айпады и компьютеры, – объяснил Тони, – но я все думаю: а если бы моя дочь была в это время дома одна? Что тогда?
При слове «дочь» у него дрогнул голос. Глаза увлажнились. Как и мои.
– Можете не объяснять, – сказала я. – Это так ужасно. – Я накрыла ладонью его руку.
– Мишель пишет на криминальные темы, – пояснил Пэттон.
Тони удивился.
– Даже не мог себе представить, – признался он.
Мы втроем решили, что отныне будем действовать сообща. И страховать друг друга, когда кто-нибудь из нас уезжает из города. Мы станем внимательными соседями, пообещали мы.
Позднее тем же вечером я заметила, что непрерывно прокручиваю в голове события последних нескольких дней. Мне вспоминался момент душевной близости в гостиной, неожиданный прилив чувств, объединивший нас с Тони.
– А мы даже фамилии его не знаем, – сказала я Пэттону.