Я историю излагаю... Книга стихотворений

В те годы утром я учился сам,
А вечером преподавал историю
Для тех ее вершителей, которые
Историю вершили по утрам:
Для токарей, для слесарей, для плотников,
Встававших в полшестого, до гудка,
Для государства нашего работников,
Для деятелей стройки и станка.

Я был и тощ и невысок, а взрослые —

Все на подбор, и крупные и рослые,
А все-таки они день ото дня
Все терпеливей слушали меня.

Работавшие день-деньской, усталые,

Они мне говорили иногда:
— Мы пожилые. Мы еще не старые.
Еще учиться не ушли года. —
Работавшие день-деньской, до вечера,
Карандашей огрызки очиня,
Они упорно, сумрачно и вежливо,
И терпеливо слушали меня.

Я факты объяснял,

      а точку зрения
Они, случалось, объясняли мне.
И столько ненависти и презрения
В ней было
      к барам,
         к Гитлеру,
            к войне!

Локтями опершись о подоконники,

Внимали мне,
      морщиня глыбы лбов,
Чапаева и Разина поклонники,
Сторонники
      голодных и рабов.

А я гордился честным их усердием,

И сам я был
      внимателен, как мог.
И радостно,
      с открытым настежь сердцем,
Шагал из института на урок.

Звуковое кино

Когда кино заговорило,
Оно актерам рты открыло.
Устав от долгой немоты,
Они не закрывали рты.
То,
   уши зрителей калеча,
Они произносили речи.
То,
   проявляя бурный нрав,
Орали реплики из драм.
Зачем же вы на нас орете
И нарушаете покой?
Ведь мы оглохли на работе
От окриков и от пинков.

Нет голоса у черной тени,

Что мечется меж простыней.
Животных ниже
      и растений
Бесплотная толпа теней.
Замрите, образы,
      молчите,
Созданья наших ловких рук,
Молчанье навсегда включите,
Пански выключите звук.

Титан. 1937—1941

Я лично обязан титану
и славить не перестану,
и умалять не стану

титан — кипятковый куб.

Он был к нам добр и не груб.
И наш студенческий клуб,

зимой близ него собиравшийся

и кипятком надиравшийся,
и разуму набиравшийся,

и разуму и уму,

глядел в оконную тьму
и думал: быть по сему.

Он думал: кипи, кипяток,

а выпьешь стаканов пяток,
теплее станет чуток.

А в общежитейской горнице

мороз за тобою гонится,
как вражеская конница.

Семь градусов, даже шесть!

Под одеяло залезть —
и то трудновато снесть.

А здесь заварку несешь,

конфету-батон сосешь,
какую-то чушь несешь

или один сидишь,

в оконную тьму глядишь,
или конспект зубришь.

Титан, твою титаническую

заботу забыть не смогу,
любовь к тебе платоническую
на донце души берегу.

Как сделать революцию