Я помню твой жестоковыйный норови среди многих разговороводин. По Харькову мы шли вдвоем.Молчали. Каждый о своем.Ты думал и придумал. И с усмешкойсказал мне: — Погоди, помешкай,поэт с такой фамилией, на «цкий»,как у тебя, немыслим. — Словно кийдержа в руке, загнал навеки в лузуменя. Я верил гению и вкусу.Да, Пушкин был на «ин», а Блок — на «ок».На «цкий» я вспомнить никого не мог.Нет, смог! Я рот раскрыл. — Молчи, «цкий».— Нет, не смолчу. Фамилия Кульчицкий,как и моя, кончается на «цкий»!Я первый раз на друга поднял кий.Я поднял руку на вождя, на бога,учителя, который мне так многодал, объяснял, помогали очень редко мною помыкал.Вождь был как вождь. Бог был такой как нужно.Он в плечи голову втянул натужно.Ту голову ударил бумеранг.Оборонясь, не пощадил я ран.— Тебе куда? Сюда? А мне — туда.Я шел один и думал, что бедапришла. Но не искал лекарстваот гнева божьего. Республиканства,свободолюбия сладчайший грехмне показался слаще качеств всех.