Я историю излагаю... Книга стихотворений

Как говорили на Конном базаре?
Что за язык я узнал под возами?

Ведали о нормативных оковах

Бойкие речи торговок толковых?

Много ли знало о стилях сугубых

Веское слово скупых перекупок?

Что

   спекулянты, милиционеры
Мне втолковали, тогда пионеру?

Как изъяснялись фининспектора,

Миру поведать приспела пора.

Русский язык (а базар был уверен,

Что он московскому говору верен,
От Украины себя отрезал
И принадлежность к хохлам отрицал),
Русский базара был странный язык.
Я до сих пор от него не отвык.

Все, что там елось, пилось, одевалось,

По-украински всегда называлось.
Все, что касалось культуры, науки,
Всякие фигли, и мигли, и штуки —
Это всегда называлось по-русски
С «г» фрикативным в виде нагрузки.

Ежели что говорилось от сердца —

Хохма жаргонная шла вместо перца.

В ругани вора, ракла, хулигана

Вдруг проступало реченье цыгана.

Брызгал и лил из того же источника,

Вмиг торжествуя над всем языком,
Древний, как слово Данилы Заточника,
Мат,
   именуемый здесь матерком.

Все — интервенты, и оккупанты,

И колонисты, и торгаши —
Вешали здесь свои ленты и банты
И оставляли клочья души.

Что же серчать? И досадовать нечего!

Здесь я учился и вот я каков.
Громче и резче цеха кузнечного,
Крепче и цепче всех языков
Говор базара.

«Я в первый раз увидел МХАТ…»

Я в первый раз увидел МХАТ
на Выборгской стороне,
и он понравился мне.

Какой-то клуб. Народный дом.

Входной билет достал с трудом.
Мне было шестнадцать лет.

«Дни Турбиных» шли в тот день.

Зал был битком набит:
рабочие наблюдали быт

и нравы недавних господ.

Сидели, дыхание затая,
и с ними вместе я.

Ежели белый офицер

белый гимн запевал —
зал такт ногой отбивал.

Черная кость, красная кровь

сочувствовали белой кости
не с тем, чтоб вечерок провести.

Нет, черная кость и белая кость,

красная и голубая кровь
переживали вновь

общелюдскую суть свою.

Я понял, какие клейма класть
искусство имеет власть.

«Я помню твой жестоковыйный норов…»