Я историю излагаю... Книга стихотворений

Дрянь, мразь, блядь —
Существительные-междометья
Стали чаще употреблять.
Так и слышишь — хлещут, как плетью.

Слово — в морду! Слово — плевок,

Слово — деготь, ворота мажущий,
Слово — палец открыто кажущий,
А не просто — легкий кивок.

Мразь, тля, фря —

Это вам не словесная пря,
Это вам кулачная драка
И клеймо человечьего брака.

Слово — слог. Единственный слог.

НА тебе то, что мне не надо.
Двух слогов или, скажем, трех
Слишком много для этого гада.

Так газообразная злоба

(Это я давно разглядел)
Превращается в жидкое слово
В ожидании твердых дел.

Совесть

Начинается повесть про совесть.
Это очень старый рассказ.
Временами едва высовываясь,
совесть глухо упрятана в нас.
Погруженная в наши глубины,
контролирует все бытие.
Что-то вроде гемоглобина.
Трудно с ней, нельзя без нее.
Заглушаем ее алкоголем,
тешем, пилим, рубим и колем,
но она на распил, на распыл,
на разлом, на разрыв испытана,
брита, стрижена, бита, пытана,
все равно не утратила пыл.

«Подписи собирают у тех…»

Подписи собирают у тех,
кто бы охотнее выдал деньгами.

Это же не для потех и утех

в шуме и гаме
вдруг услыхать тишину.
В тишине,
тихой, как заводь:
— Кто ты?
— Куда ты?
— На чьей стороне?
Подпись поставить.

«Останусь со слабыми мира сего…»

Останусь со слабыми мира сего,
а сильные мира сего —
пускай им будет тепло и сытно,
этим самым сильным.

Со слабыми мира сего пропишусь

и с добрыми мира.
А злые мира сего, решусь
сказать,
      мне вовсе не милы.

Я выпишусь. Я снимусь с учета,

с того, где я между сильных учтен.
Я вычеркну в ихней книге почета
имя мое среди ихних имен.

У слабых мира сего глаза

никого не хотят сверлить.
А сильные мира сего — лоза,
всегда готовая гнуться и бить.

Запланированная неудача

Крепко надеясь на неудачу,
на неуспех, на не как у всех,
я не беру мелкую сдачу
и позволяю едкий смех.

Крепко веря в послезавтра,

твердо помню позавчера.
Я не унижусь до азарта:
это еще небольшая игра.

А вы играли в большие игры,

когда на компасах пляшут иглы,
когда соборы, словно заборы,
падают, капителями пыля,
и полем,
ровным, как для футбола,
становится городская земля?

А вы играли в сорокаградусный

мороз в пехоту, вжатую в лед,
и крик комиссара, нервный и радостный:
За родину! (И еще кой за что!) Вперед!

Охотники, рыбаки, бродяги,

творческие командировщики с подвешенным
языком,
а вы, тянули ваши бодяги
не перед залом, перед полком?

«Поэт растет не как дерево…»