— Ах, глаза бы мои не смотрели! —Эти судорожные трелииспускаются только теперь.Счет закрылся. Захлопнулась дверь.И на два огня стало меньше,два пожара утратил взгляд.Все кончается. Даже у женщин.У красавиц — скорей, говорят.Из новехонькой сумки лаковойи, на взгляд, почти одинаковойстарой сумки сердечной онавынимает зеркальце. Круглое.И глядится в грустное, смуглое,отраженное там до дна.Помещавшееся в ладони,это зеркальце мчало еепобыстрей, чем буланые кони,в ежедневное бытие.Взор метнетили прядь поправит,прядь поправити бросит взгляд,и какая-то музыка славитвсю ее!Всю ее подряд!Что бы с нею там ни случилось —погляди и потом не робей!Только зеркальцем и лечиласьото всех забот и скорбей.О ключи или о помадузвякнет зеркальце на бегу,и текучего счастья громадавдруг зальет, разведет беду.Столько лет ее не выдавалаплощадь маленького овала.Нынче выдала.Резкий альт!Бьется зеркальце об асфальт.И, преображенная гневомот сознания рубежа,высока она вновь под небом,на земле опять хороша.
Петровна
Как тоскливо в отдельной квартиреСерафиме Петровне, в чьем мирекоммунальная кухня была клубом, как ей теперь одиноко!Как ей, в сущности, нужно немного,чтобы старость успешнее шла!Ей нужна коммунальная печь,вдоль которой был спор так нередок.Ей нужна машинальная речьвсех подружек ее,всех соседок.(Раньше думала: всех врагинь —и мечтала разъехаться скоро.А теперь — и рассыпься, и сгинь,тишина!И да здравствуют ссоры!)И старуха влагает перстыв раны телефонного диска,и соседке кричит: — Это ты?Хорошо мне слышно и близко!..И старуха старухе звонити любовно ругает: — Холера! —И старуха старуху винит,что разъехаться ей так горело.
Кафе-стекляшка
В кафе-стекляшке малого разряда,похожем более всего на банкуиз-под шпината или маринада,журчали в полдень девушки из банка.Минут по сорок за сорок копеек,а может быть, за пятьдесят копеек,алело перед ними, как репейник,то солнце, что признал еще Коперник.К тем девушкам из банка и сберкассы,как тяжелоподъемные баркасы,из техникума парни прибывалии добродушно их с пути сбивали.Светило солнце радостно и мило,весь свет был этим блеском переполнен,был полдень дня, а также полдень мираи века девичьего тоже полдень.Во время перерыва снова, сновазакладывались здесь любви основыи укрепляли также дружбу, дружбу,чтоб после бодро побежать на службу.И сквозь стекло все было так наглядно,так было ясно, так понятно было.Сама судьба, решившая: — Нагряну! —взглянула и надолго отложила.