Я - истребитель

Когда этот бой анализировали на земле, Николай хотел переадресовать "фиат" Ивану, поскольку если б не Иван, то фашист наверняка записал бы его, Мирошниченко, на свой счет. Но Копец, посмеиваясь, успокоил Николая, заявив, что этих "фиатов" тут хватит на всех.

Вообще, с самого начала боевой работы Коля Мирошниченко оказался в центре внимания. Заставил немало всех поволноваться.

Чуть ли не в первый же день он вышел из воздушной свалки с отбитой "ногой". Другими словами, одна стойка шасси была подрублена очередью крупнокалиберного пулемета, и Коля должен был приземляться на колченогой машине. Для хорошего летчика такая посадка - полбеды, но беда была в том, что сам Коля об отбитой "ноге" самолета ничего не знал и, следовательно, неизбежно попал бы в тяжелую аварию.

На счастье, он садился не первым. Когда мы с земли увидели, что самолет без "ноги", то, как могли, начали сигнализировать летчику руками. Коля ушел на второй круг. Каждый в той тревожной ситуации жестикулировал по-своему, и Мирошниченко потом рассказывал, что наши жесты можно было расценивать как угодно. Но полет тот завершился все-таки благополучно. Взлетел Ковтун и в воздухе руками как-то объяснил Мирошниченко, что не в порядке стойка шасси его самолета. Довольный Ковтун тут же сел, но теперь почему-то не торопился садиться Мирошниченко и все продолжал кружить над аэродромом. Оказывается, Ковтун забыл самую малость - не показал, какая именно стойка снесена!..

В конце концов мы сделали то, что следовало сделать сразу: выложили полотнище - эту азбуку каждый из нас знал с курсантских времен, - один конец загнули. Николай понял, покачал крыльями и пошел на посадку. Сел он мастерски - с креном на уцелевшую "ногу". Стойка, правда, не выдержала и во время пробега сломалась. Сломался и самолет. Но сам Николай был цел и невредим. Испанские летчики с восторгом оглядывали Мирошниченко и в тот же день подарили ему наручные часы.

Надо сказать, площадка, которую мы использовали в качестве аэродрома (в ту пору мы уже сидели в Сото), была минимальных размеров - бывший ипподром. На ней вскоре после того, как совершил аварийную посадку Николай Мирошниченко, пришлось испытать на прочность боевую машину и мне.

Перед самым уже вылетом в стойке шасси упало давление. Самолет, естественно, завалился на одно крыло, техники тут же помогли. Алексей Шмаглий сумел что-то сделать на скорую руку и дал гарантию, что при взлете стойка выдержит, а большего в тот момент и не требовалось. Но вот в воздухе приспособление умельца разладилось, неисправная "нога" самопроизвольно удлинилась, и пришлось мне садиться с "ногами" разной длины. Обошлось...

А свой боевой счет я вскоре все-таки открыл - через четыре дня после прибытия в Испанию. Не бог весть что - устаревший двухместный бомбардировщик "Арадо" тоже вот прилетел бомбить Мадрид. Встретились с ним за облаками. "Арадо", заметив меня, делает переворот, чтобы снова укрыться в облаках, но тут я уже не зеваю. Вовремя успеваю отвернуть после очереди в упор - и тоже в облака. Выхожу из облачности на высоте около 500 метров, встаю в круг, посматриваю по сторонам: где-то должен быть этот "Арадо". Дважды обмануть себя не дам... Действительно, через несколько секунд вываливается из облаков бомбардировщик, но частями: сначала крыло, потом хвостовое оперение. То ли от перегрузки бедняга развалился, то ли я так удачно дал ему вдогонку очередь. "Арадо" развалился раньше, чем упал на землю. Это несколько приподняло мне настроение после истории с "фиатом", так просто обманувшим меня.

Эпизод на всю жизнь

"Испанский дневник" Михаила Кольцова... Думал ли кто из нас, участников испанских событий, что придет время, когда каждому заново захочется вспомнить о том, чем жили мы в дни нашей беспокойной военной молодости. Перелистываю страницы дневника и за вымышленными именами вижу лица старых боевых друзей.

"Республиканские летчики Испании, - писал Кольцов, - сбили за два месяца в одном только мадридском секторе семьдесят германских и итальянских аппаратов (а уничтожить современный скоростной истребитель - это не то, что сбить летающий гроб образца 1916 года). Здесь нет ни одного пилота, у которого налет превышал бы сорок часов на одну сбитую машину противника. У лучших бойцов приходится по семи часов, а у героического летчика Паланкара, командира эскадрильи, в которой мы сейчас находимся, на каждый сбитый "Хейнкель" приходится только шесть с половиной часов налета"

Благодаря Кольцову, я сейчас могу достаточно точно восстановить день, когда был сбит Павел Рычагов. Это наш командир выведен под именем Паланкара в "Испанском дневнике". Запись датирована днем 15 ноября 1936 года. Значит, Рычагов был сбит в послепраздничную неделю - где-то от 9 до 14 ноября. В эти дни мы вели очень частые бои.