Я изменилась навсегда

9.30 и никаких новостей.

Пришел человек, чтобы установить лучшую радиосвязь.

За завтраком мы вообще об этом не говорили.

Мы показывали друг другу фотографии и рассказывали о своих семьях.

10.20. Кажется, ничего, может быть, и не произойдет. Но никто не пойдет в офис в ближайшие несколько часов – просто на всякий случай.

Возможно, тот факт, что они были готовы защищать себя, остановил это. Несомненно, солдаты с раннего утра охраняют различные штаб-квартиры, офисы и посольства.

Мне надо было отправиться в город, чтобы получить деньги в офисе Western Union.

Ньямбе повезла меня в своем автомобиле, чтобы они не видели сотрудников УВКБ в рабочем грузовике. Полиция нас остановила и проверила.

Мы подъехали к Western Union на пятнадцать минут раньше, и нас не пустили в офис. У них были строгие распоряжения. Большинство сотрудников прислонились к стенам на другой стороне улицы.

В офисе УВКБ мы слышим от тех, кто был на пристани, что сегодня прибыло около 485 беженцев. Они останутся в транзитном центре до завтра, а потом отправятся с конвоем. На этот раз они поедут домой.

Мы также слышим, что демонстрация начнется в 15.00. Другие говорят, что полиция уже не дает им собираться. Еще один слух – они начнут демонстрацию у американского посольства. Там у меня сегодня назначена встреча.

Мы попытались дозвониться, чтобы подтвердить мою встречу с послом Мелроузом, но нам сказали, что мы набрали неверный номер. Должно быть, это объясняется соображениями безопасности, потому что мы проверили – номер правильный.

Я заметила дыры от пуль в стекле в здании посольства. Когда-то на него напали, и люди прорвались внутрь. К счастью, «внутрь» имеет много разных уровней.

В посольстве США был невероятно высокий уровень безопасности. Не знаю, почему, но я думала, что это будет примерно так же, как зайти к кому-нибудь в гости. В моей стране. Но все было совсем не так. Я осталась снаружи, пока опрашивали Ньямбе и проверяли удостоверение личности. Затем мне сказали войти. Мою сумку досмотрели и взяли пробы с моего компьютера. Мне также пришлось пройти через металлоискатель. Но как только я оказалась внутри, все были очень доброжелательны.

Мы разговаривали о примерно 400 людях, потерявших конечности, в том лагере, где я побывала, и еще большем количестве в лагерях в Бо и Кенеме. Большинство из них держится вместе, но у них нет поддержки или финансирования.

Мне сказали, что есть два новых покалеченных. За последний год не было ни одного. Это прекратилось. Но примерно в Рамадан ребенок около полутора лет и еще один, примерно восьмилетний, получили новые раны.

Им отрезали кисти рук.

Минуту мы сидели в молчании. Потом посол сказал: «Это очень печально. Всегда есть то, что необходимо делать».

Позже я сидела на встрече, посвященной тому, как решить некоторые проблемы с конвоями, чтобы все проходило более гладко. Из-за недостатка финансирования им приходится выкручиваться. Временами они зависят от помощи неправительственных организаций и других агентств ООН.

Им приходится приспосабливаться и идти на компромиссы. Каждое решение влияет на жизни многих людей, и их глубоко ранит, когда что-то идет не так.

Количество прибывающих беженцев очень велико – 400 человек в день. Можем ли мы справиться с большим количеством? Где мы можем их разместить?

Эти беженцы уже делят между собой продовольственные пайки. Они чувствуют себя в тесноте. Они не рады вновь прибывшим. Нельзя сказать, что им это по душе, но они будут драться с вновь прибывшими из-за еды. Это звучит жестоко, но это выживание.

Пока все разговаривали, я обратила внимание на их досаду и стремление найти решения.

Кондиционера нет, поэтому окна открыты. Сейчас всем приходится говорить очень громко, потому что офис расположен на улице, по которой проезжает много грузовиков.

За мной стол, на котором стоят четыре фотографии сотрудников УВКБ, убитых при исполнении служебных обязанностей в 2000 году. Они выглядят очень добрыми людьми. Приятные лица.

У меня был прекрасный ужин с Джозефом Мелроузом. Также присутствовали другие представители неправительственных организаций, большинство работало на УВКБ. Мы весь вечер говорили о разных странах и ситуациях.

Мы также смогли вести себя светски и даже немного посмеялись. Я не знаю, о чем мне стоит, а о чем не стоит писать. Было много разных мнений. Могу написать, что я чувствовала, что каждый в этой комнате стремился найти решения.

Очень сложно понять или объяснить, что такое ОРФ или каким образом или когда с ним можно будет договориться. Кажется, все пришли к единому мнению: они не верят, что ОРФ на самом деле обеспечит «безопасный проход» из Гвинеи в Сьерра-Леоне через свою территорию. Я про себя удивлялась: зачем бы повстанцам это делать?

Украсть продовольствие?

Взять заложников?

Сделать «живые щиты»?

Больше у них нет в этом никакой выгоды, так зачем бы им это делать?

Ответа нет.