Я к вам пришел!

 В ближайшие дни по прибытии на прииск, в разгар промывочного сезона, когда мы, свежее московское пополнение лишь осваивали тачку, кайло и совковую лопату, я был свидетелем такого беглого эпизода. Работали мы по три человека в звене: двое кайлили пески и грузили на тачку, третий отвозил на промывочный прибор. Возили по очереди. По нашему забою независимой походкой шел какой-то блатарь в хромовых сапогах, в брюках с напуском, в вольном пиджачке и кепочке. Он петлял между работающими. Когда он проходил мимо соседнего с нами звена, откатчик, разворачивая на трапе груженую тачку, задел прохожего в кепочке. Тот зарычал и вылил ушат угроз и ругательств. "Фраер", еще не будучи "битым", огрызнулся. Блатарь взревел и потянулся к голенищу сапога, из-за которого выглядывала рукоятка ножа. Я не заметил, откуда появился прораб Абраменко.

 - Тарас Ильич, брось свои фокусы, - спокойно, но твердо сказал прораб, - Чеши отсюда, не мешай работать!

 На Тараса Ильича это подействовало. Очевидно, они знали друг друга. Тарас Ильич пошел прочь, грозя и оглядываясь.

 - Это Тарас Ильич Паленый, - сказал Абраменко. - Не советую с ним связываться.

 И в последующие годы на прииске я не раз видел этого мрачного типа и слышал его имя в связи с какой-нибудь трагедией или скандалом.

 Году в 1944, наверно, потому что хирургом на Беличьей был уже Траут, два бойца привели в отделение заключенного на освидетельcтвование по подозрению в симуляции глухо-немоты. В заключенном я сразу узнал Паленого, немного поблекшего и увядшего. Было похоже, что он намаялся в карцерах, изоляторах, рурах.

 Проверка проводилась следуем образом: Паленого положили на операционный стол, фиксировали руки и ноги. И дали хлорэтиловый наркоз. Это наркоз краткого действия, быстро наступает и быстро проходит. Называется такой наркоз "рауш" или оглушение. Первые секунды Паленый задергался и скоро притих. А когда действие наркоза стало проходить, заорал дурным матом. Экспертиза закончилась. Траут сел к столу писать заключение. Паленого развязали, когда он полностью пришел в себя. Траут сказал ему:

 -Ну вот, все слышали: и орешь ты здорово и ругаешься отвратительно.

 Палёный сделал вид, что слов Траута не слышит. На лице его виделось упрямое решение не сдаваться, ничего не менять. Конвоир, кладя в карман заключение, громко сказал:

 - Все, Палёный! Давай пошли!

Паленый не дрогнул, не пошевелился.

 Конвоир толкнул его в спину:

 - Хватит Ваньку валять. Выходи!

Второй конвоир открыл дверь и они все трое вышли.

Глава 3. Штрихи к портрету

ПИМЫНЫЧ

Сорвали маску!

Позже выяснилось: то было лицо...

Списочный состав лагеря на прииске «Верхний Ат-Урях» в 1938 году составлял 7000 заключенных. К 1940 году он сократился до 4000. К концу первого военного 1941 года число заключенных на прииске не превышало трех тысяч. Такова была цена золота...

В хирургическом отделении больницы лагеря было 20 мест «чистых» и около 40 мест «гнойных». Терапевтическое отделение размещалось в двух бараках по тридцати мест в каждом. В одном бараке находились тяжелые больные, две трети которых составляли пневмоники: крупозная пневмония была бичом того времени. Во втором помещались перенесшие пневмонию, в общем, выздоравливающие.

В 1942 году после тяжелой пневмонии в барак выздоравливающих попал Иван Пименович Поршаков. Первые две недели он с постели почти не вставал, разве только по нужде. Нужда заставляла выходить из теплого помещения на улицу в сорока-пятидесятиградусный мороз. Дежурные бурки, сшитые из старых телогреек, на шинном ходу (подошва бурок делалась из старых автомобильных покрышек), дежурный бушлат, дежурная шапка — один комплект на всех.