Я к вам пришел!

Тридцать пять лет Колымы, двадцать два — Магадана остались позади, за кормой... Оформлена пенсия, готовят расчет, пути — контейнер с вещами. Сколько ненужных вещей в этом контейнере, словно предстоит начинать жизнь сначала... Да, начинать новую жизнь, но далеко не с начала.

Конец августа. Яркое бодрое утро. Прозрачный воздух с легкой прохладцей. Я, дочь, зять и крошечная внучка в голубой коляске вышли побродить по воскресному городу. Свой «Зенит» я зарядил цветной обратимой пленкой. Можно на прощанье поснимать город, который я знаю почти от рожденья, не моего, конечно, а города. В Магадане тогда число улиц можно было пересчитать по пальцам. От бухты Нагаева через Магадан проходила грунтовая дорога — центральная колымская трасса, которая еще очень нескоро станет проспектом имени Ленина. А клок тайги на холме много позже превратиться в обустроенный парк культуры и отдыха, где в тесной клетке пьяная, грязная белая медведица Юлька будет потешать детей и своих собутыльников — магаданских бичей.

С Портовой улицы мы «въехали» в парк через главные ворота. Главная от входа аллея по обе стороны была обставлена портретами наших вождей в прочных одинаковых рамах. Парадно, но строго они смотрели на нас с обеих сторон. Ни живого чувства, ни мысли, ни улыбки на лицах. Все как один. Мы прошли сквозь этот настороженный строй молча, не обмолвившись словом.

— Сниму! — выдохнул я на исходе и стал открывать футляр аппарата. Я сделал несколько снимков на фоне черных портретов, аллеи духов. Как-никак — знамение времени, очередная точка отсчета.

Мы прошли уже желтеющим лиственничным парком на его противоположную сторону. Парковая улица. На ней чудом еще сохранился последний барак  некогда раздавшейся вглубь и вширь пересылки Севвостлага. Вросший в землю, с просевшей крышей он смотрел глухими, подслеповатыми оконцами на величественный Дворец спорта в стиле «поздний ампир». Две стороны одной медали глядели друг другу в глаза, не узнавая друг друга.

Мы стали спускаться вниз к Магаданке и свернули на улицу Горького. Шли мимо крупноблочных домов, мимо «молочки», мимо школы номер два с мозаичным фронтоном, мимо ювелирного магазина, мимо редакции областной газеты, мимо серого, мрачного дома — Магаданского обкома партии, здания, олицетворявшего много лет карательные органы Колымы. Мои спутники стали подниматься к Дворцу профсоюзов, а я решил выйти на Пролетарскую, где не бывал давненько, и поглядеть на дом, в котором мы прожили свои первые девять магаданских лет.

Пролетарская. За проезжей частью улицы стоял покосившийся двухэтажный деревянный дом, в котором перебывали ведущие учреждения ГУСДС — Главного управления строительства Дальнего Севера. На месте барака, где ютилась магаданская типография, стоял многоэтажный дом. И... что это? Следующее строение — Пролетарская № 8 — чернело своим остовом и пустыми глазницами. Где крыша, чешуя финской стружки?.. Только два деревца, окрепшие и подросшие, как стражи, стояли у входа в мертвое царство. Я их помню совсем еще юными. Пустые проемы дверей и окон. По бывшему коридору, заваленному штукатуркой, промельнули мальчишки.

Вот оно первое слева окно, точнее — проем. Окно комнаты номер тринадцать — моей комнаты, нашей. У окна на столе в деревянном «горшке» когда-то всю зиму цвели белые розы. Вот здесь стоял стол, здесь — диван, здесь — шкаф платяной, здесь— кроватка Танина. С потолка опускался оранжевый абажур. Потолка уже нет. Его заменяет холодное колымское небо. Сколько связано с этим домом, этим окном... Целая вереница воспоминаний.

«Ну что ж, с Богом! — подумал я. — Надо щелкнуть на память!»

Я отошел на край тротуара, выверил освещение и сделал несколько кадров. И снял деревца в полном предосеннем убранстве, так нелепо стоящие теперь у пустого подъезда.

Закрывая аппарат, я поглядел в сторону проспекта Ленина, на который был намерен выйти. От гостиницы «Магадан» навстречу мне шел очень пьяный мужчина, которого хмель кидал из стороны в сторону. Ой-ля-ля! Он споткнулся о шестигранник магаданского тротуара и, сделав два-три шага вперед с протянутыми руками, растянулся плашмя, делая безуспешные попытки подняться. Я закинул аппарат на спину, чтобы не мешал, и подошел к нему. Глянул по сторонам, не позвать ли кого на помощь, и, никого не увидев, принялся за дело. С большим усилием я поставил его на ноги и подтолкнул легонько, пожелал шесть футов под килем. Отряхнув себя, я зашагал в сторону дома. Выйдя на проспект Ленина, я прошел мимо гостиницы «Центральная», мимо поликлиники номер один и остановился в раздумье на перекрестке Маркса и Ленина — не зайти ли в галантерейный отдел старого универмага. Галантерейный отдел находился в крохотном помещении с отдельным входом в торцовой части здания.

В отделе было душно и тесновато. Я оглядел витрину, не нашел того, что искал, и стал протискиваться к выходу. В это время открылась входная дверь, и на пороге застыл высокий мужчина с непокрытой головой в сером расстегнутом пиджаке. Он окинул взором торговый зал и направился прямо ко мне.