Как — то раз баш — кадина поделилась своей печалью с Айгюне — хатун. Та задумалась надолго. Словесный портрет Хюррем удался плохо, и потому женщина была в затруднении. А по коротким сведениям, имевшимся у Махидевран о русской рабыне, разгадать секрет ее успеха оказалось непросто.
Но, в конце концов, они сообща его разгадали. И то только потому, что Махидевран вовремя вспомнила, как подкупленная служанка Хюррем обмолвилась – Госпожа умеет ублажать Господина ртом. И тот от этого возносится в Райские сады Аллаха.
Такого ни Махидевран, ни Айгюне — хатун себе представить просто не сумели. Как можно… брать в рот?! Ислам запрещает правоверным такую гнусность!
Но потом они обе поняли – Хюррем НЕ мусульманка. Да, она приняла ислам, да, она стала носить новое имя – но как была славянкой, так ей по сути и оставалась. И, возможно, славянская девчонка не считала это грехом.
— Не знаю, дочь моя, что больший грех – ублажить своего господина, как ему того требуется, или же прозябать здесь, позволяя другой занять положенное тебе место в его жизни и в его сердце… — как — то не выдержала Айгюне — хатун. Махидевран почувствовала, что из ее глаз вот — вот брызнут злые слезы. Ее власть, ее положение в обществе, ее сила – все в одно мгновение перечеркнули умелые пухлые губки рыжей колдуньи! –Тебе нужно вернуться. И заставить султана забыть эту девку.
— Но как?!
— Для начала, хотя бы раз сделать так, чтобы он призвал тебя на свое ложе. А дальше все будет зависеть от воли Аллаха и твоей искусности.
Задача казалась практически непосильной – пока любимый баш — кадины не сумел — таки вырваться к ней на один день. Проведя его в восхитительных любовных утехах, они вечером, лежа обнаженными на шелковых простынях, сообща придумали план, согласно которому ведьму требовалось отравить. Это было поводом – иного варианта сделать так, чтобы Сулейман призвал ее во дворец, Махидевран не придумала. А там уже все оставалось за ней. Искусство кокетства, актерское мастерство и знание слабых мест султана играли ей на руку.
И вот – этот заветный день наступил. За баш — кадиной приехала Нигяр — калфа с сопровождающими, чтобы забрать ее обратно в Топ — капы.
— Хюррем ребенка потеряла, — как бы ни к кому не обращаясь, сказала она. И баш — кадина неожиданно поняла, что все идет далеко не по плану…
Глава 9.
Меня переполняла адская злоба. Я металась по своим покоям, и не хотела слушать уговоры лекарши прилечь и отдохнуть, чтобы не вредить ребенку, которому и так досталось. Хотелось рвать, метать, и не было никаких сил дождаться приезда Махидевран. Сулейман тоже понял, кому выгодно было меня отравить, и решился на невозможное – отдать свою баш — кадину на суд мне. А увидев мою кровожадную рожу, понял, что жить ей осталось очень недолго.
— Хюррем! Очисти душу и отпусти свой гнев. Только тогда месть твоя будет праведной, — увещевал он меня. Я же молчала и только сверкала глазами. Эта черкесская дура не знает, с кем она связалась!
А я… я объявляю ей ДЖИХАД – священную войну мусульман! Имею право – и по рождению (я наполовину татарка), и потому, что приняла ислам. У меня есть на это право, и ни один в мире султан не посмеет мне возразить!!!
Или не сможет более считаться Хранителем веры. Уж я — то знаю, на что нажать. Юридическое образование и в Средневековье мне ой как пригодилось!
— Госпожа, да уймитесь уже! – не выдержав, рявкнула на меня Бейхах — хатун. Лекарша. Да отвяжется она от меня когда — нибудь, наконец?!
Вздохнув, я попыталась сосредоточиться на шевелениях сына внутри. Толкался он знатно, чему я радовалась, но меня преследовал страх. Один раз я уже напоролась на отраву, и того, кто мне ее подсыпал, так и не нашли. Как сквозь землю провалились исполнители! Хотя, кажется, в этом дворце по — другому и не бывает.
А это значит только одно – покрывает исполнителя кто — то очень высокопоставленный. И это не валидэ, и не Хатидже – им моя смерть никак не выгодна. Знают, что я буду молчать, да и шехзаде будущего уничтожить у них рука бы не поднялась. И остается только баш — кадина.
Неожиданно я замерла и растерянно уставилась на лекаршу.
— Что такое, моя госпожа? — мягко поинтересовалась пожилая женщина.
— Где сейчас Гюльфем?... — охрипшим голосом спросила я. Баш — кадина не единственная жена Сулеймана, и как я могла об этом забыть? У кадины Гюльфем недавно умер сын, и у нее тоже могли быть свои мотивы! Почему я не подумала про нее?!
— Гюльфем — хатун увезли в Старый дворец, бедняжка очень страдает после смерти шехзаде Мурата. Совсем от горя помешалась… — вздохнула Бейхан.
Я опять задумалась. Страдает, помешалась… Кто знает, что придет в голову помешанной? Тем более, от горя, постигшего ее со смертью единственного сына? Я помню свое состояние после смерти родных – и свою ненависть, и свое желание убивать!
Только вот здесь это осуществить проще. В наше время хотя бы ограничения какие — то есть на убийства, у нас другой менталитет. А здесь – варвары. Которым ничего не стоит подложить яд в пищу или питье беременной женщины султана.