Я- Хюррем! (СИ)

— Это блюдо такое… В лист лаваша заворачивают огурец, помидор, капусту и морковь, добавляют либо кебаб из баранины, либо курицу, и поливают соусом. Ужасно вкусно! – тоскливо вздохнула Александра. – Интересно, если повару написать рецепт, он сможет приготовить? Думаю, что и Вам бы понравилось, валидэ султан!

— Зови меня просто Айше, — неожиданно разрешила Царственная колыбель. –Устала я… От титулов. Меня звали Айше, и я была единственной дочерью хана Менгли — Гирея, повелителя крымских татар. Имя Хафиз – или Хафиза, Хафса, — дал мне уже султан Селим. Это означает «мудрая».

— Неудобно мне, — замялась Хюррем.

— Тогда это приказ, — лукаво улыбнулась Хафса, осторожно принимая из рук девушки спящего ребенка. – Он похож на моего отца.

— И на моего деда.

— Удивительно, правда? Дети – это настоящее чудо, посланное Всевышним…

— Иногда это чудо, а иногда – чудовища, — неожиданно зло сказала Хюррем. Хафса удивилась, но не поняла, что та хотела этим сказать. А спрашивать почему — то желания не было.

В этот миг в покои ворвалась верная Гюльнихаль.

— Госпожа… — поклонилась Хюррем девушка. – Валидэ — султан…

— Что?! –одинаково грозно уставились на нее две султанши.

— Приехала Махидевран Султан!

Перекошенное от злобной радости лицо Роксоланы напугало всех до икоты.

Глава 12.

Махидевран невидящим взглядом смотрела в окно кареты, за которыми проплывали пейзажи Стамбула. Мысли у нее были сплошь черные и грустные. Она не хотела, чтобы у Мустафы были соперники, это правда. Но и желать смерти нерожденному еще младенцу было не в ее правилах. Сын или дочь – еще неясно ведь было, кто появится на свет у русской ведьмы, — был чистой и невинной душой. А Махидевран не хотела на своих руках крови чистых и невинных душ. К тому же, она сама была матерью.

Она пока еще не решила, как именно будет объясняться перед Сулейманом. Идей в голове не было, а последний разговор с Айгюне — хатун оставил в душе Весенней Розы неприятный осадок. Она хотела власти, потому что та давала ей возможность не просто выжить, но и жить счастливо. Насколько это вообще возможно в султанском дворце.

Она хотела в будущем увидеть на троне сына, потому что только так он мог выжить и продолжить свой род. Жестокий закон Мехмеда Фатиха коснется и его, если султан решит отдать предпочтение ребенку от другой наложницы. А увидеть сына, задушенного немыми палачами — дильсизами, Махидевран боялась. Ей часто снились кошмары с таким сюжетом.

На самом же деле, красавица черкешенка хотела простого и тихого семейного счастья. Обыкновенного, человеческого, которое не подчиняется жестоким законам, придуманным власть имущими.

Она не любила Сулеймана, ей отвратительны были его прикосновения и ласки. Но что ей оставалось? После первого хальвета, когда она предстала перед ним в Манисе, Махидевран долгое время чувствовала себя грязной. Опозоренной. А потом к ней пришла Любовь.

Мысли султанши прервал крик стражника, сопровождавшего ее карету. Прибыли. Ее никто не встречал, будто и забыли о существовании султанши, бывшей матерью главного наследника.

Махидевран старалась не показывать вида, что боится.

Нигяр — калфа тоже не отличалась разговорчивостью. Она молча сопроводила султаншу до покоев Ибрагима — паши, поклонилась и отправилась по своим делам.

— Добро пожаловать, Махидевран Султан! – поприветствовал ее Великий визирь. Между бровей Ибрагима пролегла тонкая, но не стирающаяся морщинка. В последнее время он вообще часто хмурился. Работа в новой должности не пошла ему на пользу.

— И Вам доброго здравия, Визирь и — Азам, — поклонилась Махидевран, решившая проявить уважение.

Греку понравилось. Ему было приятно, что еще вчера могущественная султанша кланяется ему, бывшему рабу. Да и отличались ли они чем — то? По сути, она была такой же рабыней, пусть и подаренной султану собственными же братьями, но все равно – рабыней.

— У нас большие проблемы, султанша… — со вздохом сказал Ибрагим. Махидевран закачалась и поняла, что вот — вот потеряет сознание.

В покоях султана

Хюррем отдыхала, доверив пригляд за сыном вернейшим служанкам и мужу. Султан никак не мог наглядеться на нового наследника, и спускать ребенка с рук отказывался. Хюррем посмеялась и сказала, чтобы он разбудил ее, как только малыш захочет есть.

Сулейман неопределенно хмыкнул. Он не хотел, чтобы его любимица портила грудь кормлением сына. Для этого есть хорошие кормилицы. Его самого, в конце концов, Айше Хафса тоже выкормила не сама. Но разве стал он от этого меньше любить свою валидэ?

Хюррем возразила, что первые несколько недель должна сама кормить ребенка, чтобы он был здоровым. Предложила посоветоваться об этом с лекарями. Сулейман обещал подумать. В конце концов, упрямство любимой женщины начинало порядком его раздражать.