Я хочу пламени. Жизнь и молитва

Игумена Мелетия назначили в какой-то другой монастырь, а сюда назначили из Рязанского Спасского монастыря настоятелем хорошего иеромонаха по имени Феодосий. Узнав об этом, я восскорбел душой. В это время кто-то мне сказал, что явилась где-то икона Божьей Матери, что ее явление якобы является знамением скорого пришествия Христа на землю. Я в сию же минуту рассказал об этом Федоту, и мы оба залезли с ним на чердак и в паническом ужасе, и страхе, и глубоком отчаянии так горячо молились, что нас еле сняли оттуда, так сильно мы ослабели от слез и рыданий. Через несколько дней после этого прежний наш настоятель отбыл на место своего назначения, а на место его явился уже новый. Мой Степан в скором времени оставил монастырь и отправился в тот монастырь, куда был переведен игумен Мелетий. В лице Степана я потерял для себя своего наставника. Новый настоятель вскоре оказался для братии отцом и другом. Он быстро привязал к себе всю братию, привязался и я к нему. Через несколько времени он был отозван опять в свой Спасский монастырь. Я очень и очень жалел его.

В это время я временами стал в себе чувствовать сильное, жгучее влечение быть или миссионером или юродивым. Бывало, под наплывом такого в себе чувства уйду в лес и там думаю - что же мне делать, на что решиться? В это время я уже знал, что такое тщеславие и что такое духовная гордость. И вот я часто думал, уж не тщеславие ли, не гордость ли меня влекут на эти подвиги. Понять и осознать это чувство я никак не мог. Вот в таком-то душевном состоянии я иду к вышеупомянутому монаху Вениамину и открываю ему все свои мысли, а он, выслушав меня, говорил мне: «Может быть, это голос предопределения Божия, пусть Бог творит Свою волю в твоей жизни». Ухожу от него ободренный.

На второй год моего пребывания в этом монастыре, значит на одиннадцатом году моей жизни, напал на меня такой панический ужас в отношении мертвых, что я каждый раз, давая повестку к утрене, бежал к церкви, от страха не попадал зуб на зуб. Такой страх мучил меня приблизительно месяца два. После этого я все сильнее и сильнее начал чувствовать в себе радостные, восторженные прежние сильные вспышки. Лес, поля, птицы и здесь нашли меня, они и здесь, в тихой обители монастыря, все по-прежнему сильно влияли на мою детскую душу. В конце второго года моего пребывания в этом монастыре эти восторженные религиозные вспышки радости стали все сильнее и сильнее появляться во мне, и я уже стал чувствовать себя большее время опьяненным от этого радостного и сладостного религиозного восторга. И вот в один из дней, сидя вечером в трапезе, я слышу - читают житие св. Степана Пермского. И когда я услышал о его миссионерской деятельности, я тотчас весь был охвачен внутренним огнем непреодолимой жажды быть миссионером. Кончили ужин. Я пошел в келью. Спать не могу. Я отправился в сад и там молился всю ночь. Из сада утром я пошел прямо в церковь. Не могу и сейчас понять, что со мной случилось, только я босой без шапки, в одном подряснике отправился домой. Много я думал, идя домой, и о миссионерстве, и о юродстве, и даже об отшельничестве. Мои родители, увидев меня, в таком состоянии прибывшего, испугались, они думали, что я сошел с ума.

Дня через два-три монастырское начальство послало за мной человека. Но я уже туда больше не вернулся.