Я хочу ребёнка

Это было в бассейне. Я занималась плаваньем ещё со школы, поэтому в институте меня тыкали во все студенческие соревнования, и однажды на них я увидела Глеба. Раньше он не появлялся среди зрителей, я бы точно заметила, а этот раз всё перевернул. Я знала одно: я не могу позволить себе облажаться. Кстати говоря, это был первый и единственный раз, когда я заняла первое место. И он меня заметил. После награждения подошёл ко мне и восхищенно сказал что-то вроде «Макаренко, не знал, что ты ещё и плаваешь». Я улыбнулась, а он предложил зайти в кафе после того, как я переоденусь. Вдвоём.

Так мы начали встречаться. Один раз я побывала у него дома, пока родители были в гостях. Меня поразили картины на стенах: я никогда раньше не видела в обычных квартирах картин. Конечно, я понятия не имела, подлинники это или оригиналы, дорогие это картины или нет, но они произвели на меня впечатление.

Пригласил меня Глеб на пивную вечеринку. Я ожидала чего-то вроде «Бочки» и «Трех корочек», но оказалось, что пиво чешское, а от вида закуски у меня и вовсе глаза округлились: сыр бри, солёные крекеры, брауншвейгская колбаса и какие-то начосы с зелёным соусом. Я правда никогда не думала, что сыр бри с крекером и пивом – это так вкусно.

Это было за два месяца до сдачи драфта. А после экзаменов он пригласил меня на знакомство с родителями, и я в первый раз увидела Татьяну Анатольевну в неформальной обстановке. Она поджимала губы, и старалась выглядеть любезной. Я заискивающе смотрела ей в рот, безбожно льстила и забросала комплиментами. Под конец ужина она сдержанно похвалила меня за что-то, я не помню, за что, за какую-то мелочь, и я даже удостоилась её улыбки. Тогда мне казалось, я её очаровала, и дело в шляпе.

Потом была магистратура, мы несколько раз ездили в путешествия с Глебом, ходили в кафе, и моя жизнь на несколько лет превратилась в волшебную сказку. Он очень красиво ухаживал, а я чувствовала себя так, как бывает, когда сбывается самая-самая твоя заветная мечта. Я была с ним счастлива. А после того, как Глеб поступил в аспирантуру, мы решили пожениться. Но у сказки вышел плохой конец.

Глеб и был мечтой: красавец, высокий, спортивный, черноволосый, с глубокими тёмными глазами – да от него млела половина женской аудитории факультета. Он хорошо учился, и, хотя не был лучшим из лучших, было очевидно, что после магистратуры он пойдёт учиться дальше. Я, конечно, не считала, что я ему не пара, но мы, в самом деле, были из очень разных семей. И, как не противно это признавать, из разных социальных слоёв: он – сын завкафедрой экономической социологии и доктора философских наук, а я – дочь юриста и инженера. Глеб с родителями жил на Павелецкой, а мы – на Щёлковской. К двадцати двум годам он уже объездил пол Европы, а я была только в Турции, Египте и Болгарии. В эту разницу Татьяна Анатольевна тоже очень завуалировано и тонко тыкала меня носом, как провинившегося котёнка.

О покойных нельзя говорить плохо, а о свекровях и подавно, поэтому я всегда вычеркиваю из головы слова «толстая» и «вульгарная», когда вспоминаю её. Татьяна Анатольевна была грузной женщиной, пользовавшейся очень яркой косметикой. Поначалу я даже думала, косметика у неё осталась ещё с советских времен. Наверное, если бы с Татьяны Анатольевны можно было снять дорогой костюм, и переодеть в длинную юбку и платок, то кандидата экономических наук вполне бы можно было принять за торговку семечками с платформы «Горячий ключ», где останавливается поезд, следующий по маршруту Москва – Адлер. Когда Глеб нежился под солнцем Испании, мы с родителями ездили на таком поезде на море.

Глядя на неё, я бы не подумала, что эта женщина – ценитель устриц, что она разбирается в винах, любит морепродукты, икру и прочие вещи, добавляющие образу аристократичности. Может, она и не разбиралась. Может, она и в самом деле любила изысканную еду потому, что та добавляла ей изысканности.

И ещё аллергия. Аллергия словно компенсировала недостаток утончённости и подчеркивала избирательность вкуса. Татьяна Анатольевна не выносила цветения одуванчиков, липы и сирени, называла их «колхозными» цветами. По этой причине она очень придирчиво относилась к мёду и к чаю, потому что подозревала, что в чай добавляют сушеные корни одуванчиков, и всячески подчёркивала, что она пьёт только дорогой чай и ест только гречишный мёд. С морепродуктами тоже было не так, чтобы всё просто, морепродукты должны были быть непременно свежими и почему-то только дикими: устриц, выведенных на фермах, Татьяна Анатольевна презирала. Потому для всех нас совершеннейшей неожиданностью стал анафилактический шок на лангуста, от которого она умерла.