Я - хороший!

Вдруг, со стороны первого покоса, где лежала его клетчатая рубашка, послышался звук мелодии. «Жена наверное звонит, легка на помине. Тоже с утра нервничала, видя как муж убивается, пытаясь принять решение. Беспокоится…» На телефоне точно была жена:

— Ну кто в такую знойную жару траву косит, а? Тем более в такой день!

Голос супруги прерывался от волнения:

— Из конторы звонили… Глава района приехал… Тебя ищет…

От этих слов жены мужчина тоже разволновался. «Так, так, так… Вот как, значит… Я думал, ещё рано… Собрание вечером только. Ну, тогда… Ну, тогда…»

То ли от волнения, то ли от спешки, то ли от нечаянной радости мужчина суетливо надел рубашку, закинул на плечи косу, и, позабыв под кустом банку с квасом, быстрым шагом, вдоль покоса, направился в сторону села. Первым же шагом его сапог раздавил кочку с потревоженным муравейником. И он уже не замечал, как шагал по спелой землянике, которую хотел набрать для детей, оставляя за собой кроваво-красный след. Поравнявшись с оставленным вначале островком из белых ромашек, снял с плеч косу, и, не сбавляя шага, смахнул их в полукруге движения. Цветы безмолвно легли к ногам мужчины, но его глаза уже не видели этого. Взгляд его был устремлён далеко вперёд — в сторону сгущающихся туч над селом.

Тридцатый день, или не обижайте матерей

Не обижайте матерей,

На матерей не обижайтесь.

Перед разлукой у дверей

Нежнее с ними попрощайтесь.[1]

Оставшись, ещё по молодости, одна с тремя детьми, она всю свою жизнь посвятила их воспитанию. Ведь любая мать надеется, что когда дети вырастут, они станут ее опорой в старости. А потому ее дети не знали, что такое голод, холод и недостаток. Она была им всем — мамой, подругой, кормилицей и защитницей. Двое сыновей и одна дочь. Никого не обделяла своей материнской любовью. Росли, не чувствуя сиротства.

Когда время пришло, дочь выдала замуж, а сыновей женила. Дочь, видимо, судьба такая, уехала далеко от родного очага. А сыновья остались рядом. Старшему помогла отделиться — построили просторный дом в районном центре. Младший остался в отчем доме. Внуки уже пошли. Что еще нужно для того, чтобы встретить старость?! В кругу любимых детей и внуков…

Но пожилая женщина теперь, как по графику, то у старшего сына, то у младшего. Месяц у старшего, месяц у младшенького. Нет, она не просто угол в доме занимает. Провожает — встречает, по дому все дела переделает и кушать приготовит. Опять же внуков выгулять — тоже на нее возложено. Нет, это ей только в радость. Вот так в заботах, оглянуться не успеешь, уже тридцать дней. Как один день. Только молодёжь дни эти считает, когда же она, наконец, к другому брату поедет жить. Будто она квартирантка какая…

Однажды, как раз был вечер уже, сын завел разговор. Она у старшего сына была в этот раз. Сели ужинать, суп сварила к их приходу. Расселись вокруг сервированного стола. Только ложку поднесла ко рту, сын подал голос:

— Мама, ты знаешь, сегодня исполнился месяц как ты у нас? Тридцатый день!

У пожилой женщины от неожиданности задрожала рука, что держала ложку, и она пролила суп на скатерть.

— Мама! — воскликнула невестка. — Какая вы неаккуратная…

У женщины проступили слёзы на глазах от обиды, но она постаралась их спрятать, наклонив голову, и сказала:

— Хорошо, сынок! Я в заботах и не заметила, что месяц пролетел. Хоть и вечереет, я уйду сейчас же…

А сама думает: «Куда я пойду сейчас? Кто меня ждёт? К младшему поеду — скажет, что рано приехала. Вот ведь, а? Дни мои считают!» Попыталась проглотить пару ложек супа. Да, уже не лезет еда. Как будто спазм в горле. Встала тихонько с места, прошла в комнату, собрала свои нехитрые пожитки в узелок, прихватила неизменную палку, чтобы опираться, и вышла…

— До свидания, сынок! Я пошла!

— Мама, ты же даже суп не доела! Нехорошо оставлять еду…

— В другой раз, сынок! Пойду я… Темнеет уже. Запоздаю иначе… Поешьте сами спокойно, без меня. И живите дружно!

Не остановил, не позвал сынок обратно. Не сказал, что темно на улице. Куда ты, мама, на ночь глядя? Поживи ещё. Нет, не сказал…

И побрела она по улице, опираясь на палочку-подружку. И сама не знает, куда идёт. То ли в гости, то ли домой?! Если в гости — вроде, не гостья она. Если домой, то никто и не ждёт. С затуманенными от горьких слез глазами, брела женщина по ночной улице. Проходила мимо чужих домов, так уютно горящим в них домашним освещением. Слышала лай собак, охраняющих дома, пение вечерних птиц — соловьев. Даже собаки чувствовали себя дома, на своей территории. А соловьи заливались в поисках своих пар. Только у пожилой женщины не осталось ни своей территории, ни своей пары. Мужа нет так давно, что она даже забыла и облик его. А дети? А детям она мешает только. Не знают они пока, что и их настигнет старость, даже не почувствуют когда. И их дети вырастут. Какой пример им показывают? И когда только их сердца стали ледяными?!