– Тяжёлый ты случай, Ахмед, – сказал Симон. – Вряд ли ты натворишь что-нибудь вроде похищения, которое совершил твой папа, в тюрьму тебя уж точно не отправят. Ты же не виноват, что у тебя такие безответственные родители. Кабачку повезло с полицейским, который приезжает к нему каждое воскресенье с пакетами конфет и всякими нежностями. К тому же он забирает их с Камиллой на все выходные, а мы поедем в Лувр с Рози и учителем, чтобы узнать там разную скучную фигню. Музей не папа, он не обнимет и не захочет забрать тебя отсюда навсегда.
– Не понимаю, что ты такое говоришь, Симон, – сказал Ахмед с ухом зайца во рту.
– Куда тебе что-нибудь понять с твоим плюшевым мозгом, – ответил Симон. – Слушай, Кабачок, там Реймон тебе машет, и с ним его мелкий, стоит и таращится на нас. Надо ему улыбнуться.
И Симон состроил такую страшную гримасу, что Виктор тут же нырнул обратно в машину.
– Я голодный, когда мы будем есть? – спросил я у зеркала в машине, в котором видны были одни только глаза Реймона.
– Сюрприз! – ответил он. Не люблю сюрпризы: от них слишком сильно бьётся сердце, а потом можно ещё и разочароваться.
Сюрприз Реймона находится в конце дороги, от которой больно попе, потому что она вся в колдобинах.
Это ресторан.
Какой-то парадно одетый месье отвёл нас к столу, и какая-то мадам подвинула стул, на котором я сидел, как будто бы я инвалид, а потом она раздала нам большущие меню, и Реймон сказал мне: «Можешь брать всё, что захочешь», и я прямо обалдел.
– Ты уже была в ресторане? – спросил я на ухо у Камиллы.
– Да, мама и папа часто меня туда водили, когда не ссорились.
– А я только в кино видел, и мама говорила, что рестораны – это для богатых.
– Твоя мама говорила ерунду!
– Она не виновата, понимаешь, это всё из-за пива и больной ноги.
– Ну как, дети, вы уже выбрали? – спросила у нас мадам с блокнотом и ручкой в руке.
– Яйцо под майонезом и курицу с жареной картошкой, – ответила Камилла.
– Эм-м… И мне тоже.
Рози мне всегда говорила, что у меня глаза завидущие и что я всегда кладу себе на тарелку больше, чем могу съесть, и всё-таки, будь моя воля, я бы попросил все закуски и все главные блюда, которые были в меню и казались такими вкусными.
Мадам записала всё к себе в блокнот: у старых вообще плохо с памятью.
На десерт мы съели целую гору мороженого.
Реймон расстегнул ремень и пуговицу на штанах, чтобы живот мог дышать, и закурил сигарету.
– Курить плохо, пап.
– Ты прав, сынок.
И он потушил сигарету о дно пепельницы.
Виктор очень заботится о папе. Он тут же сказал, что пить тоже нехорошо, и Реймон отказался от бокала вина, хотя по глазам видно было, что ему очень хочется.
А потом мы пошли прогуляться к реке, и Камилла собирала цветы, а Виктор держал папу за руку, солнце отражалось в воде, и мы видели маму-утку с утятами, и у них был какой-то пьяный вид, плавали они очень плохо, а я шёл и иногда посматривал на небо, оно было совсем голубое, и я был доволен, что на нём не видно ни облака.
Одно-единственное облако появилось чуть позднее, когда Реймон сказал: «Ну что ж, дети, пора ехать».
– А где твоя мама? – спросил меня Виктор, когда сел в машину рядом с папой.
– Виктор, такие вопросы не задают, – сказал полицейский.
– Мама на небе с пивом и арфой, – ответил я.
– А моя – на кладбище, и мы ходим туда её навещать и носим ей цветы. А твоя, Камилла?
– Там, куда её столкнул папа, на дне реки.
– То есть у нас всех троих нет мамы? – спросил Виктор.
– Да, – ответила Камилла и сжала мне руку.
– Виктор! Сядь прямо и, пожалуйста, перестань им надоедать.
– Он нам не надоедает, месье, – сказала Камилла.
– Можешь называть меня Реймон. Ну вот, приехали.
Реймон живёт в маленьком домике прямо у дороги, за домом большой сад, и в нём очень много цветов. Дом стоит на другом конце нашей деревни, и, даже если залезть на крышу, наверное, не увидишь заброшенного дома, в котором жили мы с мамой.
– Теперь садом занимается папа, – сказал Виктор. – Он прочитал кучу книг, потому что совсем ничего не знал про цветы, и сначала их некому было любить, кроме меня, но у меня было слишком много дел, поэтому они отправились в цветочный рай. Но теперь они растут вовсю, прямо как сорняки, а всё из-за папы, который включает им джаз. Они обожают джаз.
– Не знал, что цветы любят музыку, – удивился я.
– Очень даже любят, мама ставила им классическую музыку, но от этого они росли очень воспитанно.
– А диско вы не пробовали? – спросил я.
Я представил себе цветы, которые растут кто во что горазд, но тут раздался бас Реймона: «Кабачок, Камилла, поднимайтесь, ваша комната готова».
Комната оказалась огромной, и кровать – тоже, а за окном были видны поля, и ещё Реймон поставил в вазу цветы, которые собрала в поле Камилла, и я их понюхал, но они ничем не пахли.
В комнате мы не успели ничего достать из рюкзаков, потому что стали играть в лудо с Виктором, который прибежал к нам, когда его папа занялся прополкой в саду.
Обычно я мухлюю и никто этого не замечает, я выигрываю и оказываюсь самым крутым.