Я клянусь тебе в вечной ненависти

Школа Сен-Г рейс была нашей излюбленной темой для бесед. Наверное, леди Цицерии было приятно вспоминать о времени, проведенном в стенах прославленного учебного заведения. Она увлеченно слушала мои рассказы о новых занятиях, дополнительных дежурствах, о неспящих инспектрисах и зевающих преподавателях. Однажды я так увлеклась, что поведала о шалостях, которые устраивали в дортуаре воспитанницы. Спохватившись, закусила губу, но вместо выговора услышала несколько сиплых смешков. Однако, стоило мне заговорить про наряды и моду, как старушка мгновенно теряла интерес к беседе и уходила в себя.

После вечного гомона Сен-Грейс в особняке Ангэлеров было непривычно тихо и пустынно. Гулкое эхо шагов путешествовало со мной по дому известным послеобеденным маршрутом до оранжереи и обратно. В такие моменты одиночества я особенно сильно скучала по подругам и нашим посиделкам. Дворецкий Ларе — единственный из слуг кто свободно общался со мной — рассказал, что при хозяевах в особняке бывало куда оживленнее: и гостей принимали, и музыкальные вечера устраивали. Прислуги тоже работало больше: камердинер лорда, личная горничная леди и еще несколько человек отправились с хозяевами на побережье. Судя по тому, как Ларе вздыхал в ожидании их возвращения, с уехавшими работниками он был очень дружен.

Со мной же дружить никто не спешил. Немногочисленные слуги меня сторонились и к попыткам завести беседу относились настороженно. Вздорная горничная Криста и вовсе делала вид, что меня не существует. Самой приветливой со мной была пышнотелая экономка Марта, но и ее мое общество тяготило. Должно быть, во всем был виноват мой неоднозначный статус. С одной стороны, у меня в этом доме были обязанности, как у большинства слуг, а с другой — лорд Ангэлер назвал меня гостьей и поселил в роскошных покоях. Вот и не понимала прислуга, как себя со мной вести…

Сам виновник моей неожиданной изоляции дома бывал нечасто. После того памятного вечера в библиотеке мне даже казалось, что лорд Арланд меня избегает. Глупости, конечно! Просто некромонг был занят своими делами… Нет, он по-прежнему заглядывал по утрам к прабабушке и пил с нами кофе, но был при этом задумчив, сдержан и немногословен.

А я… У меня сердце замирало, когда он открывал двери, а потом пускалось вскачь и грохотало за ребрами так звонко, что его стук должно быть разносился по всей комнате. Я даже начинала читать громче, чтобы заглушить предательский грохот. На мои чудачества никто не обращал внимание. Лорд Арланд, похоже, вовсе утратил ко мне всякий интерес… Да и был ли он? Или я всё себе придумала?..

Отстраненность Ангэлера задевала, но я даже себе стыдилась признаться в причинах такой неуместной чувствительности. Тогда в библиотеке мне словно показали другую версию лорда — для ближнего круга, — а потом в одночасье из этого круга исключили, отодвинув за черту холодной вежливости. Как будто я не оправдала доверие… Привычные слова и взгляды стали казаться незначительными, теперь, когда я знала, КАК он может смотреть! Каким обволакивающе- проникновенным может быть его голос… Оставалось лишь тайно вздыхать, вспоминая откровенные и ласкающие взгляды, что несбывшимися поцелуями запечатлелись на моих губах. Взгляды, уместные не в самом приличном обществе. А я, наверное, не самая приличная леди, потому что мне они нравились.

«Это всё от безделья, Эла», — убеждала себя, отмахиваясь от непристойных мыслей, мельтешивших как солнечные зайчики.

Ведь и вправду, когда в последний раз у меня было столько свободного времени? Сколько себя помню — никогда не было! В приюте и школе всегда было полно дел, даже на каникулах. А здесь… Я честно пыталась писать доклад по Вармии, но всякий раз, взяв в руки выданную Ангэлером книгу, вспоминала его горячий шепот, и весь учебный настрой разом улетучивался.

Я коротала вечера за чтением «Трибуны» и с нетерпением ждала писем от Виктории и Катрины. И вскоре письмо пришло. Только совсем не то, на которое надеялась…

— Прочитайте мне это письмо, дорогуша, — тихо прошелестела леди Цицерия, пригубив обжигающе горячий чай. — Зрение совсем плохим стало.

На столике перед пожилой леди лежал вскрытый конверт. Я послушно достала аккуратно сложенный листок из плотной дорогой бумаги — такую в Сен-Г рейс использовали только по особым поводам — и развернула его, ожидая увидеть приглашение на какое-нибудь мероприятие.

Но внутри было рукописное послание и явно личного характера.

— Читайте, милочка, — поторопила меня старушка, с удовольствием глотнув чаю.

И я принялась читать красивый крупный почерк с легким наклоном:

«Дорогая бабушка,