Я. Книга-месть

Мы стоим на набережной, я говорю витиеватый комплимент, он – глаза в сторону, потерянная, робкая улыбка – внимает, я звонко завершаю осанну, он протяжно: «Да ла-а-дно!»; и в этом «да

ла-а-дно!» весь Игорь Матвиенко, живой – уже легендарный, чего там! – ответ на полемику, есть ли у нас качественная поп-музыка. Многоречивость в данном случае неуместна, отвечаю: есть, я знаю ее много лет, на набережной однажды предо мной стояла.

Потом зарядил частый дождь, и я стал атаковать маэстро дурацкими вопросами известного

толка: мол, какова она, природа сочинения, вот, например, густой дождик в сию секунду не

навевает мотивчик?

А надо знать, что ничем так нельзя смутить ИМ, как допросом на тему «алхимия творчества».

Спросишь его, бывало, как писались «Тучи» – и наблюдаешь физиономическое ухудшение.

Мы прозевали момент, когда главной музыкой в стране стала музычка для невротичных

сентиментальных бандитов. И эти адепты и апологеты шансона будут утверждать без тени

смущения, что их короли Трофим и Стас Михайлов поют не ради гонорара, а ради ответов на

проклятые вопросы.

На вопрос, зачем он женится каждый год, продюсер Матвиенко ответил: «Количество браков

переходит в качество». Ответил с саркастичной интонацией, а интонация, если кто не знает, это то, чем окрашено сознание. Правда приятный философизм для нынешней благоверной?

На съемках приснопамятных «Акул пера» горе-критики пытались задумчивого ИМ загнать в

угол вопросами о ширпотребной музычке, это повторялось снова и снова, ИМ улыбался, и это

не было снобизмом, это была уверенность, что нехитрая песенка про «Колечко» способствует

нормализации кровяного давления. Понятно же, что песенка «Реви, реви» не для Реввы, не для

впавших в разложение от сознания собственной значимости музщелкоперов, а для девушки из

Самары, которая верует, что разложению можно противодействовать поцелуями. Во время

танца в комнатке с постером «Отарушек интернешнл» в полстены.

Песни – центр его вселенной, артисты-детки, родня разной степени приближенности, и он

хочет, чтобы его артисты сохраняли глубокую внутреннюю порядочность при любых раскладах.

Но это невозможно, чертов ты идеалист! Ведь ИМ, по сути, желал, очень желал спасти Игорька

Сорина, но не сумел.

Игорька Сорина, и отчасти заслуженно, многие почитали человеком полувеликой святости, но

ведь сгубила его гордыня. Был он человеком, как это сказать, поврежденного даром ума.

Сохранение порядочности оказалось не подкреплено базисом практичности.

Коллизия между ними была обозначена ясно: ИМ полагает осторожность, основанную на

морали, немалой частью доблести, а доблестный Сорин доблестью полагал культивирование

неосторожности.

ИМ очень, очень, очень важно, чтобы его артист, независимо от возраста и цацок, объема

мозгов и размера… бицепсов, был хорошим человеком.

Вот почему идеальнее тандема, чем у ИМ сложился с Колей Расторгуевым, не вообразить (как

шутили мы с Аполлоновым, в некоторых культурах они считались бы помолвленными).

80 млн лет назад, когда заработавшему первые 80 млн грузинских лари ИМ было 80 млн раз

наплевать на мнение журналистов, я на съемках сказал, что главная его песня (на тот момент) не «Комбат», но – «Главное, что есть ты у меня».

ИМ токмо производит впечатление человека, насквозь флегматичного; уж ежели его что

зацепит – он известен своей снайперской реакцией.

Тут он коротко глянул на меня и улыбнулся: «Точно».

«Улицею нашей я вернусь однажды и скажу: „Родная, я тебя люблю“ – это из новой, про мои

деревенские клятвы любить вечно и интуитивное понимание, что все на свете ради вот этой

курносой.

И песнь у него такая есть «За тебя», так там даже гитарный рифф демонстративно служит

охраной, грозной, мадригала.

Я, между прочим, эту песнь песней много раз использовал как боевую инструкцию, и раза два, напевая ее про себя, я одним грозным видом ускорял или вызывал к жизни у супостатов порыв

облегчить кишечник.

Сила, мать его, искусства!

Композитор номер раз мог после «Фабрики звезд», которой, это было очевидно, вымученно

руководил, мог запросто превратиться в Карабаса-Барабаса, конвейерного изготовителя

ходячих консервных банок, окошмаренных оптикой. Благодарение небесам, не превратился, а

написал парафраз на «Иронию судьбы» для «Иванушек» и «Веру» для «Любэ».

У меня, конечно, есть вопросы по «Мобильным блондинкам», но – блондинки же, шут с ними; главное, ИМ продолжил писать о том же, о согласии с человеческой долей, о том, как ввиду

«Северной звезды» надо прижать к себе зазнобу и дать слово – себе, ей – ничего не бояться.

Быть Бенисио дель Торо, а не каким-то заурядным актеришкой.

Когда кругом ералаш, и ноют самые сильные (мнимо), и в разгаре сплошной карнавал мелюзги, и – в рифму – мозги кричат SOS от службы, от дружбы, от прелой политики – что, я вас

спрашиваю, спасает?

Вечер выходного дня и песня «Трамвай пятерочка», так было со мной, я тогда обретался в

Черемушках, фигурирующих в песне. (Там, кстати, точно сказано, «под окном любимых не