Я. Книга-месть

после долгой разлуки свою Машу, самую красивую женщину российского шоу-бизнеса. И этот

сукин сын в этот момент не выглядел счастливым, а был им!

Маше с Рыжим нелегко: Рыжий – любимец публики потому что. Это значит, что Маше

приходится иметь дело с тем, кому завидуют и в общении с кем мало кто избегает одических

нот.

По временам они ругают друг друга для острастки, но – удивительное дело! – мой товарищ и

наш славный ублюдок избежал двух крайностей: он не стал жалок, как 90 из 100 коллег, он не

сделался высокомерным, как магараджа, как оставшиеся 10 из 100.

На вопрос, что там у его благоверной Марины с хоккеистом Овечкиным деется, а теперь вот

другие спортсмены нарисовались, АГА (говорю же, дипломат; года два тому дал бы в табло, год

назад досадливо поморщился) заразительно смеется:

– Такие вещи, Отарик, требуют доказательной базы! Маня просто невероятно коммуникабельна, тебе ли не знать! Разбирается в спорте почище записных болельщиков. Она открыта, жадная

до знакомств, до знаний, чего плохого? При этом эта немыслимо красивая женщина – моя

жена!

Про «немыслимо красивую» правду глаголит, но статус был обозначен тоном, исключающим

дальнейший в этом русле допрос.

Несколько месяцев назад Маня уехала в США к друзьям, я встретил АГА в нашей любимой

кафешке 317, месте, где, по самооценке лихой, всякий второй Виссарион, новое воплощение

Христа; он все недели, что М. якшалась с янки, был на гастролях, мы выпили по рюмочке, и он

грустно-прегрустно сказал: «Я так по Мане соскучился – пи…дец какой-то!»

Про столь интересующие всех расширяющие сознание вещества. У меня было, у него – нет. Его

любимая на этот счет установка: «Надо уходить с гульбы до часу ночи». Моя любимая на этот

счет его установка: «Плохо, если, проснувшись, не узнаешь родные обои»; я записал этот перл

для книги.

Он умеет держать дистанцию. В отличие от меня, от запанибратства сатанеющего, АГА не

приемлет аффекта, даже когда имеет дело с хамлом, он всегда «посовещается с самим собой»

и изобретет, как обезоружить аспида.

Я вспоминаю недавнюю безобразную сцену, которую сам же учинил в гостях у аполлоновского

друга, бизнесмена Сорокина. Налюлюкался и возомнил, что они меня третируют. Истерил, что

твоя Распутина.

Григорьев-Аполлонов меня, хлопнувшего дверью, нагнал и с укоризной прошипел: «Если

хочешь, чтобы люди к тебе по-людски, – будь с людьми человеком!» Я взвился (кто ж из пьяных

признает свою неправоту?!) и уехал.

А наутро, ненавидя себя, извинялся.

Хорошо ему: у него улыбка есть. И голос. Ему ни к чему безотчетное излитие злобы.

Он живет, конечно, суетливо, но так, будто знает, что такое рай. Объясняю: рай – это когда

большой дом, долгов нет, куча концертов, сыновья устраивают кучу-малу, Матвиенко не бурчит, съемочная банда не опаздывает, кино оказалось сносным, кочан с утра не бо-бо, мама скажет: «Береги себя, Андрюша».

Он очень переживал однажды (это было до появления приснопамятной песни «Снегири», когда

не стало гастролей и над ними уже глумились вслух), приехал ко мне на радио на интервью, воцарился в кресле, мы повздыхали, но как только техника заработала, я сразу узнал

самопровозглашенный авангард альтернативного юмора.

Сказал под занавес, что Матвиенко не даст пропасть.

Он гордится несколькими вещами, одна из них, я знаю, – дружба с Игорем Матвиенко, который

рядом и в момент хвори, и в момент радости, и когда гнетет отчаяние.

– Игорь – крестный моего старшего, Вани. С таким крестным Ване не грозит стать плохим

человеком. То есть он обязан быть хорошим.

С того дня, когда гуру ИМ назначил АГА послом попмузыки, до вот буквально вчерашнего

междусобойчика в кафе прошла, просвистела, пронеслась, проползла, прогрохотала целая

жизнь; он терял и находил, он потерял Сорина, отказался от Америки, до сих пор ищет себя и

уже двум сыновьям передает ген преклонения перед жизнью. Судя по тому, с каким святым

остервенением старший, Иван Андреевич, делает, встречая, из меня кишмиш, с жизнелюбием

у наследников все в порядке, выше ватерлинии.

Я с улыбкой наблюдаю, как бесславные ублюдки оставили надежды перещеголять славного

ублюдка АГА со товарищи по части долговечности.

Слишком много думают о хит-парадах, не располагая таким, как у АГА, ферментом, который

называется обаяние. Это делает его ребенком, сосланным во взрослую жизнь.

Сколько раз и я, и вы, а уж АГА-то – слышали, как отпевают «Иванушек»?

– Каждый год по тыще раз, – смеется. – Но у нас все в порядке. Иногда, конечно, изнемогаем

друг от друга. А когда под двойным гнетом – как сейчас, летом, – гастролей и водочки, нервы

на пределе, и организм пощады просит.

Сколько я его, АГА, знаю, чтобы он помог вам своей знаменитой улыбкой, которую, настолько

она высокооктановая, не отрепетируешь, она либо есть, либо ни у кого из нас ее нет, – так вот, чтобы удостоиться этой улыбки, вам нужно дать ему выспаться и не хамить ему, всего-то.

Есть музыкальные люди, есть не музыкальные. Я про слух, я про стиль жизни. Если попытаться

дать определение АГАшного стиля жизни, это слово – «музыкальный» – самое точное.

Бывают ситуации, когда Вам отказывает чувство юмора?