Читаем Я. Книга-месть полностью

Надо ли говорить, что текст был путаный: я называл ее Королевой, но Вульгарной, то есть Вульгарной, но Королевой. При всей путаности текст, мне казалось, дышал симпатией. Ей передали не то и не так, мне передали, что совсем скоро меня принудят лизать огненную сковородку.

Через месяц я встретился с ней на юбилее непростого человека, и первые минут пять между нами потрескивало электричество.

После она отменила гнев, я раза три удачно сострил, потом она в лоб спрашивает, какие три ее песни мне по нраву, а меня, знаете ли, на понт не возьмешь, и, хоть и завладела бледность рожей моей, я выпалил: «Транзитный пассажир», «Улыбка папы», «Фотография 9×12» – и победоносно профальцетил: «С наивной подписью на память».

И – еще добавил, что ее несколько манерную линию поведения на сцене украшают очень точно подобранные песни – как внезапные ясности.

Если вы сначала послушаете отвратную песню «Угонщица», а потом безуспешно будете унимать сердце, слушая «Не опоздай», вы быстренько поймете, что ИА в курсе, что такое биржа, и в курсе, что биржевой курс романтики всегда высок.

Пройдя земную жизнь до половины, она разгадала несколько тайн. Одна из них такая: если глаза необманные и приложить некоторые усилия, можно переплавить невзгоды в арт-продукт, заменяющий фармацевтику.

Остаточный запас мифа об Ирине Аллегровой – как и обо мне – еще не просто велик, а преумножается.


В этом смысле показательна история с песней «Транзитный пассажир».

В этой песне быль, случившаяся с каждой второй женщиной большой страны, у которой (женщины, не страны) и впрямь есть повод для кручины. Но кручина… м-м-м-м… непродуктивна. В совокупности с иными мелкотравчатостями ведет к духовному тлену.

Ведь если по делу, жизнь страшно била ИА. Состояла из пощечин и подзатыльников, а триумфы, все до одного, были рукотворными. Жизнь ведь сука такая, обязывая нас к самодисциплине, делает все, чтоб поглумиться всласть над нашей природой.

Если вы не заметили, именно в означенной песне или, например, в «Тем дням счастливым не вернуться, и не вернуть любовь, ты знаешь. Но только бы тебе не поскользнуться, легко ступая по моим слезам» видна горькая улыбка над бренностью жизни и тщетой надежд.

Даже эти, означенные, слезы можно и должно переплавить в арт-продукт, в пилюлю, в кимоно, в высокую улыбку.

Даже если песня фиксирует разъедаемое безумием сознание одинокой женщины, ИА в конце улыбается, из каковой улыбки следует, что порох-то есть, что льду не победить, что вера в себя и чувство самосохранения целительны.

Тут вам не шелуха необеспеченных смыслом слов, но почти байроническое стремление исследовать все необычное и запрещенное из области женских эмоций.

Вы, верно, не осведомлены на тот счет, что, когда и ИА в плохом настроении, к ней лучше не приближаться.

А когда она вне себя от горя, я тоже знаю. Послушайте «Улыбку папы» еще раз.

История ее лирической героини – история каждой женщины, которую я знал и знаю в той степени или в этой.

Условно выражаясь, это аутентичная вполне себе хроника живых борений (за счастье) женской души.

Нагнуться, наклониться, сжать зубы – и взлететь; так-то, подруги мои.

ИА оформила мэсседж: небесная и земная власть – на нашей стороне.

Когда мы любим, здесь и сейчас.

«Агата Кристи»

Ни одна группа не подарила мне такое количество шедевров, помогавших мне в битве с невзгодами и в войнах с самим собой, как «Агата Кристи», как интеллектуальные хитрованы братовья Самойловы.

Вот к ним относится пресловутое «когда б вы знали, из какого сора…». Добавьте к этому гримасы быта, душевный коллаж не разумеющих нас половинок, добавьте к этому курс евро, нежелание видеть никого, слезы по ночам… Вот как из всего этого, сквозь все этого начинает бить ослепительный свет подлинности? Вас эта тайна не изводит?


Правда ли, что с братанами Глебом и Вадимом Вы употребляли транквилизаторы типа реланиума? Насколько серьезно у Вас обстоят дела с этим?

С ними – нет, но вообще, к стыду своему, – да. Никакие могущественные силы не могли заставить меня прекратить.

Кроме воли, стыда и ответственности.


Я не готов променять песню «Четыре слова про любовь» даже на постановку «Лебединого озера» с Киркоровым в главной роли.

Иные песни, написанные от имени запертого в узилище разъеденного безумием сознания человека, неотразимы.

Какие страсти, пардон, мордасти в каждом альбоме!

Вершинная работа последних лет – «Я поцелую провода» – могущественный гимн сознательного лирического анархизма в исполнении (анти)героя, которого не принудишь делать то, к чему не лежит его душа, даже если воскресишь Иисуса.

«Агата Кристи» опрокидывает тезис, что гений и хороший вкус не всегда ходят об руку. Иногда вот прогуливаются.

По отношению к шоу-бизнесу братовья Самойловы всегда вели себя равнодушно и отстраненно, как селезень на пруду.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары