Я. Книга-месть

Где забавники вроде меня, шоно-пенновского типа, олицетворяющие собой вызов благостности, нервические, но по крайности нескучные? Почему вы их не замечаете, нас то есть?

Сергей Крупнов, он же Летчик

Крупнов, он же Летчик (он летчик и есть), заходит в вестибюль, пружинистая походка человека, любящего есть яблоки с хрустом да с проплевом, озирается, видит меня, земную жизнь одолевшего до половины, улыбается, и я обрываю телефонный разговор, потому что мы с Крупновым договорились сегодня посудачить на тему, как достучаться до небес.

Коэффициент душевности у Крупнова слишком высокий, чтобы за него не беспокоиться: мир куркулей отторгает таких. Гнет, как лютый мороз снегом вербу.

Но Крупнова не согнешь.

Когда Крупнов грустит, это слышно по голосу, мембрана фиксирует вибрации и частоту повторения слова «понимаешь». Похоже на то, что Сергей Сергеевич Крупнов не любит одиночества. Перетерпеть может, но лучше б его не было. По его философии, если нет любви, лучше пытайте его напильником, а раны залепите наждачной бумагой.

Я ему признателен хотя бы за то, что он собой дает повод пусть холодно, но честно признать, что мы живем в эру, полную трагедийности, и те белковые соединения, которые придерживаются мнения, что любовь и семья суть главное, – этим соединениям приходится несладко.

Эталоном он считает такую модель жизни, когда тебя после трудов праведных заключает в объятия первопричина влажных снов с улыбкой Кати Лель, с прядью волос, застящей чело, и с таким вдавливанием в грудную клетку твою, чтоб все твое мужское существо жизни… встрепенулось; она должна быть не модель жизни, но дама сердца – пластичной, бить током, и звать ее должны Морковина Оксана.

Летчик хочет ею обладать, пока этого не случится, летчик не летает.

Летчик уверен, что в присутствии Оксаны Морковиной светлеют небеса; однажды они жили в бунгало, он фотографировал ее, и до того разверзшиеся было хляби небесные прекратили свою барабанную дробь… Когда Крупнов рассказывает про это, он, осторожно горячась, произносит: «Богиня!», а после присовокупляет одно из тех экспрессивных словечек, которые призваны оттенить значение ключевого.

Летчик постигает грамматику жизни, работая в «Почте России», то есть, если по-гамбургскому, он в числе сотоварищей отвечает за то, чтобы страна была единой.

Так что карта страны у него есть, теперь он хочет сердечную карту разыграть, ему нужна его икона лирического стиля – ОМ.

Что такое летчик? Это было о парнях, в которых есть немного Темного и много-много Светлого. Серега Крупнов, отзывчивый хитрован, плоть от плоти дитя новых времен, взыскующих с парней гибкости и сообразительности. Он состоит при Небесной Музе, любит пышную риторику, интернет и обращение «Братаныч». У него сын, очень важная персона, которому очень комфортно с очень важным папой.

Многоглаголанию, которое я считаю своим коньком, он предпочитает сдержанные пометки на полях. Я слышал, как он ведет деловые разговоры. Как видавший виды убивец шаромыжников: четко формулирует, деликатно отшивает.

У поколения летчиков самая главная фобия – предательство. Обуянный жестокой страстью к ОМ, ССК не может явить хорошего настроения, необходимого россиянину будущего, пока зазноба не отдаст ему свое сердце.

Он пишет мне: у меня, дескать, нет врагов, я по крайности так живу – без корысти, без агрессии, без фортелей, без слагаемых о себе мифов.

Ну, положим, по части мифов здесь распоряжаюсь я. А врагов, по моему разумению, должна быть грязная дюжина: они, суки, стимулируют.

Притворюсь, что я знаю будущность Крупнова. Он вырастет в условиях ужасной конкуренции в высокореспектабельного властелина; он будет умеренно циничным, иначе – оглянитесь – никак, у него будут красивые, щекастые дети, он научится лихо исполнять частушки и под бой курантов пить шампань.

А все почему?

А все потому, что он хороший парень, этот славный ублюдок.

(Оксана, не делай вид, что не слышала меня.)

Правда ли, что Вы заговорили по-русски только с 17 лет?

Даже позже.

10 правил и заповедей

Я встречал людей, которые уверяли меня, что любят других людей. Я очень бы хотел то же самое сказать, но это будет неправдой.

Одна дама сказала: «Жен декабристов нет только потому, что нет декабристов». Что ж, декабристов нет, потому что есть только такие дамы.

Иногда (по мне, не иногда, а часто) надо уступать наиболее распространенной человеческой слабости – слезам. Они очищают.