Я. Книга-месть

«Как смешно! Кажется, я впервые в жизни готова признать, что и мне присущ фанатизм!

Я всегда была слишком горда, чтобы вознести какого-либо человека на пьедестал, признать его – богом. Набравшись смелости, вынуждена констатировать: я стала тем, при виде или упоминании которого лицо сводило судорогой и возникало желание сделать хорошую выручку хозяйственному магазину или отдать полцарства (если бы оно было) за кусок мыла. Да, я стала фанатом! Но у меня есть фундаментальный аргумент. Моим кумиром является не какая-то там посредственность, поющая под фанеру или вещающая с экрана телевизора, делая ошибки в словах. Признав себя Фанатом, теперь могу сказать: мой Кумир – Оська – Мой Оська! Оська, который становиться Моим, после того как скинет облик (дорогущий костюм ARMANI и туфли за 2000 $) Отара Кушанашвили, который вызывает зуд у тех, кто выше описан (это оттого, что соответствовать наивысшему уровню посредственность никогда не сможет – другой набор хромосом заключает в себе).

Я люблю гениальность Осечки, но не ту, которая признаваема многими (эту сторону гениальности я уважаю), а ту, которая позволяет: чувствовать, любить, плакать и заразительно смеяться, гениальность, диктующую иное восприятие окружающей действительности, гениальность, не терпящую примитивизма, свойственного большинству.

Когда Тебя, Мой милый Оська, рядом нет,
Твои лишь письма мое сердце согревают.
Я не хочу встречать рассвет,
Когда Тебя со мною рядом не бывает!

Прости мне весь этот глупый детский бред,

Что Ты сейчас читаешь.
Пишу Тебе, и беспроглядный сизый свет
Глаза тоскою застилает!

Я знаю то, что все слова,

Пусть даже написать их на золотой бумаге,
Не могут передать следа,
Что Ты в душе моей собой оставил!

Я так хочу пусть даже через тысячу веков,

Чтоб Ты моим признаниям поверил!
И я хочу не омрачить Твоих годков,
Которые Ты мне в Своем письме последнем вверил.

Прости, Мой Милый – Мой Родной,

За то, что эти глупости Тебе черкаю.
Мне просто думать ни о чем другом невмочь —
Туман мне разум застилает!

Теперь я вспоминаю те мгновенья,

Когда меня Ты ночью страстно прижимаешь!
Как я боюсь и потому молюсь,
Чтоб это никогда не прекращалось!

Сейчас пишу я эти письма, чтоб, если что,

себе напомнить,
Что очень много в жизни черепков блистающих,
как дорогое злато.

Я так боюсь все важное забыть,

Чем жизнь питает человека.
Я так хочу Тебя любить!
И никогда не вспоминать другого человека.

Я знаю: если вдруг приблизится беда

С угрозою разрушить все былое,
Тогда мне надо будет прочитать слова,
Которые написаны моею же рукою.

Но если Ты захочешь от меня уйти,

Засохнут во всем мире реки!
Но все равно я буду о Тебе молить:
И на небе, где Бог, и на земле, где ходят человеки!

Ира Лукьянова»