Я. Книга-месть

P.S. Сначала ко мне подошел мой любимый кадр, Андрей Григорьев-Аполлонов, и, высоко отозвавшись о статье про Матвиенко: «Блестящая хуйня!», попросил прекратить нападать на чету Бондарчуков (я нелестно высказался о фильме «Обитаемый остров» и журналах – один «Иконы», тот, который склоняется в открытой эпистоле, закрылся – евойной леди Светланы).

Потом подошел второй, не очень любимый кадр, и попросил быть, что ли, поласковее.

Когда подошел третий, совсем нелюбимый, и сказал, что «если ты не хочешь кормить червей», я уже был готов к настоящему посткриптуму:

«Света! Федор Отарович! Я люблю вас, вы – яблони, я – червь».

ПОСЛЕ КНИГИ Я ВСЕХ ПИСАК – В МУЗЕЙ!

Негромкая песнь о любви. Документальная зарисовка

…Она стоит в розовой маечке, на берегу, она смеется.

Я стою метрах в пяти от нее, безжизненный, как вермишель, потому что отчаянно влюблен в нее, смотрю на нее, любуюсь ею и слушаю, как она смеется.

Как Ее звали? Как же Ее звали, черт бы меня побрал?!

…Сколько лет прошло, я уже научился говорить о погоде без мата, до меня дошло, чем прекрасна группа «Ю-ТУ», я уже знаю, что рая не будет, у меня есть друзья, уехавшие в поисках счастливой доли за рубеж, осевшие там и плачущие во время телефонных разговоров, я освоил деловой тон и могу сообщить тревогу дядям в галстуках, знаю наизусть всего Евтушенко и могу, если на спор, писать, как Пелевин, – сколько лет прошло, а не проходит дня, чтобы я не вспомнил, как Она стоит в розовой маечке, на берегу моря, и смеется – оттого, что подозревает о незадачливом воздыхателе, оттого, что жизнь чудо как хороша!

Что для Вас означает слово «женщина»?

Все. Тут нужна словесная ткань такой выделки, на какую я способен только в отдельные дни.

То ли я виноват, то ли мы виноваты, то ли время, до отвращения пугливое и заносчивое, виновато, но мы уже очень робко, если трезвы, признаемся, что ЖИВЕМ РАДИ ЖЕНЩИН.

Время обернулось коброй и отравило нас, и мы, нарушив святую субординацию, насилу подбираем слова, когда говорим о женщинах и когда нужно обойтись без иронии или, того хлеще, сарказма.

Фото: Анатолий Ломохов

Маша Якимова, экс-Благоверная, с ее явной нелюбовью ко мне, мною, конечно, заслуженной, но не до такой степени, чтобы вышвыривать меня на улицу. Впрочем, стоп. Когда я думаю о союзе с ней, я не понимаю ни драматургии этих отношений, и всякий раз я с сожалением кладу свою рефлексию на алтарь реализма: любви, значит, не было.

Но – «пока ты недоволен жизнью, она все равно проходит», все живы, красивый молодой человек – Дядя Федор – растет, если захочет, я расскажу ему о науке онтологии, о схватке простого и сложного. О том, что мачо (даже логофеты, даже принцы, даже дяди брутальные на вид) плачут, не зная ответов на вопросы, один из которых «куда все уходит?», другой – «почему?».

Мы отринули шепот, жаркое дыхание, трели соловья, что-то превратив в спорт, что-то в голый релакс, и многие женщины в пику нам ответили взаимностью.

Многие, но, благодарение Богу, не все.

И на тех, кто входит в спасительный для мужчин разряд «НЕ ВСЕ», мы, осоловевшие, смотрим потерянно и не знаем, ЧТО им сказать.

И длим, длим этот дивертисмент, фальшиво исполняя партию и хорохорясь что есть мочи. Они улыбчиво смотрят и ждут.

Мы уповаем на силу, не веря в то, что они – сильнее, они сильнее – потому что мы спринтеры, а они – стайеры.

У женщин верный глаз и верная походка.

Они куда более цепки, потому что в куда большей степени дорожат жизнью, не высокомерничают с ней, соблюдают субординацию.

Они по определению мудрее нас, потому что мы, мужики, полагаемся на пламенный и мотор, а они – на интуицию.

Фото: Анатолий Ломохов