Я колдую белый свет

Солнце кочегарит, и который день
Духота-парилка и жара-жарень.

Кто там на хозяйстве у больших верхов? —

Сини много в небе, нету облаков.

Что он – сумасшедший или просто спит? —

Даже тень сияет и глаза слепит.

Птицы не летают, птицы не поют,

Скоро пепел станет веселиться тут.

Но с пернатым людом мы друзья и братья,

Вот и достаю я ливневое платье.

Хмурься, высь пустая, позавидуй мне:

В небе много сини, а оно синей.

«Конечно, я уйду. Да я уже ушла…»

Конечно, я уйду. Да я уже ушла.
Есть у меня и важные дела,
Не только глупости. Не то чтобы сама —
За легконогой мчусь, она веселий ищет.
Мне тихий смех почудился и шорох
Её шагов у твоего жилища,
Вот и зашла. Но мне уже пора:
Нельзя надолго же оставить без дозору
Растрёпанных пионов аромат,
Безделье гулкое и посреди стола
Бумаг моих неистребимый ворох.

«Ах, еду, еду – очень далеко…»

Ах, еду, еду – очень далеко.
С тобой, с тобой – куда глаза глядят.
В гостиной комнате тревожно и легко
Секунды ходят. Воробьи галдят
На липе ветреной, как будто бы сороки:
Дождь собирается. У всех приспели сроки.

Что взять с собой? Здесь все мои года,

Флакон духов и шляпная картонка.
Мне слаще мёда слово навсегда!
А никогда… – ведь это слишком долго.

«Укрылось солнце тучею, остыть…»

Укрылось солнце тучею, остыть
Боясь. Куст трепетал стоустый.
В такой вот день мне был дарован ты
Наградою за все безумства.

Прощай, мой друг. Прошу ещё… Вот только

Чего бы мне ещё желать?
И было ливня столько, сколько
Один лишь он умел послать.

«Тогда сам бог дождя пролился на жару…»

Тогда сам бог дождя пролился на жару,
На раскалённый камень подо мною.
И если я когда-нибудь умру,
Пусть не забуду этот день с тобою,
Как воздух плыл кругом, и как рекой
Гудели лужи в люках водосточных;
Как ветер распахнул рукой балкон
В небесной горнице, и с голубиной почтой
Пришло письмо: «Люблю навеки точка».

И грады сыпались в ладони целиком,

И золотой песок в часах песочных.

«Как руки, ветки тянутся ко мне…»

Как руки, ветки тянутся ко мне,
Лица коснутся, обнимают плечи.
Иду тропинкою, как в сладком сне,
В том самом сне, в котором ты навстречу

Бежишь, смеясь, летишь и близко ты,

Кружится куст, наломанный у дома, —
Дурман знакомый, белые цветы…
Любой дурман мне кажется знакомым.

Дрожит сплетённая для мошек паутина,

И близится загаданный мне год,
Как лапы елей, аромат жасмина
И ласточки стремительный полёт.

«Мы страшный перешли рубеж…»