Я – контрабандист

Поразмыслив, я вынужден был признать, что есть, наверное, даже нечто притягательное в том, чтобы вот так, на пределе нервного и физического напряжения, зарабатывать деньги, проявляя изворотливость, хитрость, расчетливость, надеясь на удачу, что-то теряя и что-то выигрывая, – вместо того, чтобы чинно ходить ежедневно на службу и получать в срок (а то и с запозданием) отмеренную тебе государственными чиновниками зарплату. В случае удачи такой промысел сулит большие деньги, которые, как известно, дают ощущение независимости. А все это вместе, помноженное на романтику риска и собственную дерзость, рождает образ некой красивой жизни, похожей на жизнь киногероев.

Неужели мне начинает нравиться такая жизнь? И этот далеко не чистый бизнес?

«В бизнесе морали быть не может, – вспомнилось мне высказывание Олега. – Те, кто осуждают, скажем, такую деятельность, какой занимаюсь я, считая ее аморальной, просто сами не имеют возможности или способностей ею заняться».

И хотя я подозревал, что такие огульные суждения друга вызваны не убежденностью, а скорее, наоборот – какими-то внутренними сомнениями, стремлением найти оправдание своему способу добывания денег, сейчас мне казалось, что в них есть доля истины.

Не происходит ли во мне самом переоценка ценностей? Ведь я всегда думал иначе.

Судно равномерно раскачивалось, плескались и шипели за стенкой волны. Надо мной шумно вздохнул о чем-то Шурик. Вероятно, он тоже решает сейчас какие-то свои жизненные вопросы. Или просто мечтает. О том, быть может, как он откроет свою фирму и уже не сам будет ходить в Корею, а посылать кого-нибудь. Олега, например. Или меня.

Верхняя полка внезапно заскрипела, и из-за края свесилась взлохмаченная Шурина голова.

– Ты, Вадик, молодец, что не бросил геологию, – проговорил он. – Я, знаешь ли, тоже имею тягу к науке. В биохимии не меньше возможностей и направлений, чем в геологии… А вот приходится заниматься этой мурой. Может, Олега такая жизнь и устраивает, когда только деньги на уме… Но не меня.

В эти дни, просматривая записную книжку Олега, в которой я по его просьбе отмечал количество купленных товаров и цены на них, я случайно наткнулся на предпоследней странице на запись, сделанную Олеговой рукой: «Деньги, выгода у иного контрабандиста играют второстепенную роль, стоят на втором плане… Контрабандист работает по страсти, по призванию. Это отчасти поэт. Он рискует всем, идет на страшную опасность, хитрит, изобретает, выпутывается; иногда даже действует по какому-то вдохновению… Ф. М. Достоевский ».

ПОД АРЕСТОМ

На третий день пути под вечер мы бросили якорь на ближнем рейде против мыса Анны. Осталось войти в бухту – и мы на месте. Как раз сегодня «своя» смена. Но мы почему-то стоим.

Бесцельно я брожу по палубе. Волн почти нет, лишь мелкая сонная рябь. На ней замысловатыми вензелями переливаются различные оттенки серого и голубого, напоминая рисунок агата (такие агаты мы с Олегом находили в Якутии). А прямо под бортом извиваются, точно играющие друг с другом огненные медузы, яркие блики солнца.

Нагретая палуба отдает краской. Кажется, время остановилось. Нет, это мы остановились, а оно идет, идет. Индигово-синяя тень от прибрежных скал все дальше протягивается по поверхности воды. Семь вечера. Пересменка таможни в восемь.

– Шо-то будет, – предрекает Шурик таким тоном, будто это касается лишь меня, но никак не его.

Но вот в половине восьмого с грохотом поползла из-под воды цепь. Может, еще успеем?.. Но по тому, как медленно мы вползаем в бухту, с какой ленивой неспешностью пограничник натягивает свою желтую ленту-границу, становится ясно, что к своей смене мы не попадаем. Поговаривали, что нас обошел и вклинился перед нами все тот же «Бурильщик».

Опять не успели!

Среди встречающих, выстроившихся в ряд, я разглядел Олега и Максима Румянова. Лица у них были пасмурные, как, наверное, и у меня.

– Смена целый день ждала вас! – с упреком, как будто я тоже был виноват в задержке, сообщил мне Олег, когда нас, пассажиров, уже прогнали через досмотровый зал и возле ленточки-границы удалось задержаться и поговорить. – Да я понимаю, – досадливо скривился он. – Как вообще дела?

– Плохо, – ответил я, решив сразу выложить худшее – про украденный мешок тапок и, самое скверное, об оставшихся в Корее деньгах.

Выслушав меня, Олег неподвижно уставился вдаль. Его молчание было для меня тягостнее любых упреков.

– Всех требуют на судно! – строго окликнул меня Володя, золотозубый представитель турфирмы, который в первом рейсе ратовал за «алексеевцев». – Звереют, – отозвался он на вопрос, как идет досмотр. – Грозят опечатать все внутренние помещения, где складирован груз.

Помещения в самом деле опечатали, в том числе и мою лабораторию, что повергло меня в полнейшее уныние.

Выходило, что лучше было бы весь товар везти на палубе под чипсами…